|
| Go up to the third floor, and you shall see!" | - Но это еще что, поднимитесь на четвертый этаж, вот там вы увидите! |
| The stranger followed his guide to a fourth gallery, where one by one there passed before his wearied eyes several pictures by Poussin, a magnificent statue by Michael Angelo, enchanting landscapes by Claude Lorraine, a Gerard Dow (like a stray page from Sterne), Rembrandts, Murillos, and pictures by Velasquez, as dark and full of color as a poem of Byron's; then came classic bas-reliefs, finely-cut agates, wonderful cameos! Works of art upon works of art, till the craftsman's skill palled on the mind, masterpiece after masterpiece till art itself became hateful at last and enthusiasm died. | Незнакомец последовал за своим проводником, достиг четвертой галереи, и там перед его усталыми глазами поочередно прошли картины Пуссена, изумительная статуя Микеланджело, прелестные пейзажи Клода Лоррена, картина Герарда Доу, подобная странице Стерна, полотна Рембрандта, Мурильо, Веласкеса, мрачные и яркие, как поэма Байрона; далее - античные барельефы, агатовые чаши, великолепные ониксы... Словом, то были работы, способные внушить отвращение к труду, нагромождение шедевров, могущее возбудить ненависть к искусствам и убить энтузиазм. |
| He came upon a Madonna by Raphael, but he was tired of Raphael; a figure by Correggio never received the glance it demanded of him. | Он дошел до "Девы" Рафаэля, но Рафаэль ему надоел, и голова кисти Корреджо, просившая внимания, так и не добилась его. |
| A priceless vase of antique porphyry carved round about with pictures of the most grotesquely wanton of Roman divinities, the pride of some Corinna, scarcely drew a smile from him. | Бесценная античная ваза из порфира, рельефы которой изображали самую причудливую в своей вольности римскую приапею, отрада какой-нибудь Коринны, не вызвала у него ничего, кроме беглой улыбки. |
| The ruins of fifteen hundred vanished years oppressed him; he sickened under all this human thought; felt bored by all this luxury and art. He struggled in vain against the constantly renewed fantastic shapes that sprang up from under his feet, like children of some sportive demon. | Он задыхался под обломками пятидесяти исчезнувших веков, чувствовал себя больным от всех этих человеческих мыслей; он был истерзан роскошью и искусствами, подавлен этими воскресающими формами, которые, как некие чудовища, возникающие у него под ногами по воле злого гения, вызывали его на нескончаемый поединок. |
