— Твою мать, это ж Ви-Деф! — восклицает Тек.
Мы устраиваемся поудобней, а Диджей передает комендор-сержанту Леонарду Медведеву флягу с водой и сухой паек.
Одним сержантом больше в нашей компании.
— У кого-нибудь есть свежие тактические установки? — спрашивает Медведев, он же Ви-Деф.
Мы приглушаем свет фонариков и замечаем, что воздух в палатке подернут странной пеленой. Марсианская пыль. Ви-Деф забыл отряхнуться перед входом — грубейшее нарушение.
— Держи карман шире, — ухмыляется Казах.
— Сводок нет, — подтверждает Тек.
— А транспортную платформу поблизости не находили?
Дурацкий вопрос. Стали бы мы ютиться в русской палатке, будь у нас что получше!
— Сколько у вас палаток? — не унимается Ви-Деф.
— А сколько ты здесь видишь?
Мы замолкаем.
— Капсулам пришел капец, — бормочет Ви-Деф, прикладываясь к фляге с водой.
В его широко раскрытых глазах застыл испуг.
— Я потерял остальных, пока спускался. Все небо было в огне!
— «Одуванчики» всегда загораются в атмосфере, — замечает Диджей.
— Я не о том. Я про зарево от сбитых капсул и фреймов. Может, мы единственные, кому удалось выжить!
В палатке повисает тишина.
— Глупости, — говорит наконец Тек.
— Я тоже видел зарево, — обиженно напоминает Диджей.
На Красной планете тебе требуется время, чтобы переварить плохие новости, потому что любая мелкая неприятность может оказаться твоим смертным приговором, а с этим непросто смириться. Ви-Дефу неуютно в роли гонца, принесшего дурные вести, и он пытается сменить тему.
— Не люблю оленину. Никто не хочет доесть? — Ви-Деф протягивает нам финскую сосиску, зажав ее двумя пальцами.
Желающих не находится. Все остервенело чешутся.
Внезапно Казах начинает хихикать.
— Я понимаю, ты рад нас видеть, но, может, спрячешь своего дружка обратно в штаны?
Шутка, по правде сказать, так себе, но она приходится к месту. Нам тепло, мы отчаянно чешемся и мы все еще живы, и к Ви-Дефу возвращается хорошее настроение, и он дурачится, прикладывает сосиску к носу, неожиданно чихает, и сосиска взлетает вверх вместе с фонтаном соплей. Теперь она годится разве что на собачий корм, хотя я сомневаюсь, чтобы кому-то из нас хватило легкомыслия оставить дома собаку.
Мы начинаем ржать. Это ненормальный, нервный смех, но он дает выход нашей усталости и злости. Кто знает, может, мы смеемся в последний раз. Эта мысль витает в воздухе, но никто не произносит ее вслух. Даже у Ви-Дефа хватает ума промолчать.
Мы сидим в старой палатке, доставшейся нам в наследство от мертвого взвода, наши капсулы разметало по всей равнине, поблизости нет ни одной транспортной платформы, и фреймы, на которых мы прилетели, скорее всего уничтожены. Ни информации о местоположении врага, ни связи с командованием. Даже наши ангелы притихли.
