Диджей и Тек срывают печать, полоска становится оранжево-розовой, а потом приобретает бурый оттенок — «пригодна к использованию». Палатка надувается. Кислорода хватит на всю ночь, а если учесть, что нас всего четверо, а запасы воздуха рассчитаны на пятерых, то, может, и на несколько часов с утра. К палатке пристегнут мешок с сухпайком — внутри мы обнаруживаем запасы воды и шесть пузырьков водки, а кроме того, консервированные сосиски (если я правильно понял надпись на этикетке, это финская оленина) и тюбики с какой-то жижей, напоминающей борщ. Настоящий пир. Мы прячем водку в набедренные рюкзаки, провожаем глазами уходящее за черный горизонт солнце и смотрим, как растет наша палатка.
Мы разговариваем не соприкасаясь шлемами, но с трудом слышим друг друга — разреженный воздух приглушает звуки. Да и сказать-то особо нечего. Пятно на горизонте приобрело фиолетовый оттенок. Песчаный дьявол, не иначе. Если моя догадка верна, то ветер бушует там уже много часов кряду.
Я задираю голову. Звезды видны с Марса лучше, чем с Земли, и светят ярче, но я разочаровался в их красоте. Мне кажется, звезды осуждают меня. Хуже того, посылают вниз полчища антагов и ждут, когда же я сдохну.
Мы включаем и настраиваем сигнализацию — последние приготовления перед входом. Пригоршнями зачерпываем пыль и осторожно высыпаем ее на плексаниловую крышу палатки. Теперь наше убежище сольется с ландшафтом. Потом становимся в кружок, достаем метелки и отряхиваем друг друга. Подмышки и складки ремня — зоны особого внимания. Никому не хочется чесаться всю ночь напролет, а от марсианского лесса тело зудит так, что хоть на стенку лезь. Мы могли не замечать этого поначалу, потому что космолин притупляет ощущения, и первые шесть-восемь часов после броска все на свете кажется тебе гладким, прохладным и сладким, точно детская присыпка. Странное чувство — как будто ты ходячий мертвец или бесплотный призрак. Но рано или поздно действие препарата закончится, и тогда марсианская пыль превратит заурядную ночевку в незабываемый кошмар.
Мы, насколько возможно, приводим себя в порядок и один за другим протискиваемся через узкий вход, словно младенцы, заползающие обратно в чрево матери. Я проверяю герметичность двери и, убедившись, что все хорошо, откидываю экран шлема. Проверяющий всегда снимает шлем первым. Воздух в палатке превосходный, холодный и чистый, словно в русской степи.
Мне удается задремать, я вижу какой-то бредовый сон, в котором за мной охотятся злобные дети. Внезапно срабатывает сигнализация, мы вскакиваем, и в тот же миг на пол между нами плюхается чье-то тело. Вспышка света. Казах сыплет проклятиями на своем родном языке. Луч фонарика выхватывает из темноты лицо незваного гостя — слава богу, человеческое! — сквозь экран шлема я могу различить кустистые сросшиеся брови, запавшие глаза и сурово сжатый рот. Мы явно видели эту бандитскую рожу и прежде.
