Из туалета Сергей направился в кухню. Внутренности драл когтями целый кошачий приют, хотелось горячего чаю, а лучше бы – чарку; в голове все путалось, он уже не мог понять, день сейчас или ночь. Попросить выпить у Юрия? Ну нет. Сергей в этот момент предпочел бы пасть смертью храбрых в битве с жутким многодневным синдромом, чем просить у правильного братца опохмелиться. С деньгами тоже дело обстояло, прямо скажем, неважно, даже совсем плохо: узнав о том, что случилось с Андреем, попросил у брата взаймы, и тот не отказал, не решился. Но теперь в кармане шуршало всего несколько мелких купюр и бренчала пригоршня мелочи. Черт, ну почему все идет вкривь и вкось?..
Брат сидел в кухне. На экране маленького телевизора, пристроенного на холодильнике, мелькали сюжеты новостей.
– Как дела? – Вопрос прозвучал равнодушно.
– Нормально, – буркнул Сергей, сознавая, что ответ получился еще глупее вопроса. Все и так было очевидно.
– Домой тебе не пора? – без всяких дипломатических уверток спросил брат, оторвавшись от телевизора и смерив взглядом снизу вверх помятую фигуру Сергея.
– Когда? – Горелый не сразу сообразил, что на это ответить.
– Давно, – твердо проговорил Юрий. – Мать звонила. Ты ей наплел про какую-то там работу, вроде бы куда-то ты устраиваешься… Какая работа, Сергей? Не сезон. Кризис в разгаре…
– Ты так ей и сказал?
– И не только это. – Юрий убавил звук телевизора и поднялся. – Слушай, я все понимаю. Но и ты должен кое-что понять. У меня семья, две дочери. Выгнать я тебя не могу, не имею морального права…
– Это кто тебе сказал? – Горелому стало тяжело дышать. Не от слов брата, просто его физическое состояние было хуже некуда. – Про моральное право кто сказал? По ящику слышал? – Он кивнул в сторону телевизора.
– При чем тут это… А, ну да. – Юрий махнул рукой, а потом оперся обеими руками на столик – часть новенького кухонного уголка, сделанного явно под заказ. – Друга твоего убили, согласен…
– Что? С чем ты согласен?
– Я… извини. Чепуху несу, а ты, Сергей, чепуху собственноручно творишь… Я матери обещал, что завтра же ты будешь дома… Здесь стрессы всякие, трудно тебе… Катька эта твоя… Любовник ее… Я его знаю, пересекались пару раз…
Теперь на стол навалился Горелый, приблизил отекшее лицо чуть ли не вплотную к лицу брата. Некоторое время они пристально глядели друг на друга.
– Ты, Юрец, совсем уже тут… Что, не можешь сказать как мужик мужику: вали, мол, Серый, отсюда, сил уже нет видеть твою пьяную криминальную морду?! Или «бандитская» лучше звучит? Понятнее для жены твоей, для девчонок?
