– Так кто?
Вместо ответа Зарудный одним глотком прикончил водку и бросил пустую бутылку под ноги.
– Кто-кто… Конь в пальто! Говорю же тебе – дела Коваленко через неделю, максимум через две, не будет. И помог его раскрыть ценой собственной жизни Андрей Шпола. Роль еще одного персонажа в этом… гм… спектакле пока остается неясной, но это уже совсем другая история. Прокуратура, Сережа, дело закроет, хоть ты из кожи лезь. Отправят в архив. И я тебя очень прошу: оставайся у матери в селе, пока все это не уляжется. Помоги ей по хозяйству. И жди моего звонка. Потерпи, скоро начнешь вставать на ноги.
– И это все? – сухо спросил Горелый.
– Да ты бухой! – констатировал Зарудный.
– Это что, преступление?
– Это глупость, Сережа. Проспись и послушай меня, поезжай к матери. Ничего ты здесь уже не добьешься.
– О! А что ж я, по-вашему, собираюсь учинить?
– Еще большую глупость. Какую – не знаю, зато я знаю тебя. Ты, собственно, уже объяснил, почему лезешь в эту историю, как бык на запертые ворота.
– Пустой разговор. – Горелый щелчком отправил окурок за окно.
А затем, больше не желая поддерживать беседу, рывком открыл дверцу, выбрался из машины и покачнулся, подтвердив правоту Зарудного хотя бы в одном – сейчас он и в самом деле был пьян.
Как он добрался до дома брата, Сергей помнил весьма смутно. По пути куда-то заходил, еще что-то пил, поминки по другу превратились в сплошной водочный марафон, да только начался он еще три дня назад, и вовсе не по случаю гибели Андрея.
Дома, допив еще что-то, прихваченное с собой, Сергей, сбросив только ботинки, завалился на тахту, укутался пестрым пледом и провалился в темноту. При этом почему-то успел представить себя на месте покойника, которого опускают во влажный сумрак могилы.
Когда проснулся, был поздний вечер. Вся семья уже была в сборе: брат Юрий, его жена и две племянницы – старшей десять, младшей восемь недавно исполнилось. Расхаживали по квартире, бубнили, чем-то громыхали, а сейчас каждый звук кувалдой бил Горелого по тяжелой, словно свинцом налитой голове, отдавался в висках. Попытался снова уснуть, чтобы не выслушивать упреки, не видеть открытой неприязни во взгляде брата, но не вышло: мочевой пузырь буквально разрывался.
Поднявшись со стоном, Сергей кое-как пригладил волосы, которые еще не вполне отросли, но прическа была уже не лагерная, и бочком выбрался из комнаты.
Племянницы уже умостились перед телевизором, на родного дядюшку – ноль внимания и, похоже, фунт презрения. Из спальни выглянула невестка, худощавая женщина в очках, всегда имеющая утомленный вид. Она работала каким-то администратором в фирме, название которой Сергей никак не мог запомнить, да и не хотел. Женщина, проводив родственничка взглядом из-под очков, демонстративно закрыла дверь комнаты. Да пусть себе…
