– Не ори, – вполголоса попросил Юрий.
– А почему, собственно? Разве вы между собой, в семейном кругу, все это не обсуждаете? Разве баба твоя не допытывается каждый день: ну когда ж он, то есть я, перестанет тут перегаром смердеть, жрать нашу еду, дрыхнуть днем и пугать детей своей мордой?..
– Моя жена не баба, – прервал его Юрий, пытаясь придать своему голосу твердость.
– Точно, не баба она, прости. Это ты – баба, Юрчик-огурчик! Самому смелости не хватает меня послать, так мамкой прикрываешься. Обещал он, что я завтра буду, сказал, чтоб ждала! Да подавись ты!
Ярость и отчаяние, скопившиеся в измученном теле, рвались наружу. Внезапно даже захотелось поблагодарить брата: дал повод выплеснуть злость. Хотя он это вряд ли заслуживал. Сергей резко развернулся, задев бедром край столешницы, миновал коридор, гостиную, где племяшки по-прежнему демонстративно таращились в телевизор, и толкнул дверь комнаты, в которой спал. Подхватив с пола тощий рюкзак, в котором находилось все его имущество – смена белья, мыло и зубная щетка, – он поспешно, чтобы побыстрей со всем этим покончить, направился в прихожую и начал обуваться.
Юрий, стоя в дверях кухни, молча наблюдал за ним. Однако радости или облегчения на его лице не было.
– Куда сорвался? – наконец спросил он.
– Ты же сам меня выставил. Собираюсь, как видишь.
Управившись со шнурками, Сергей натянул куртку, потом кепку, причем козырьком назад – словно хотел подчеркнуть, что ему на все плевать.
– Никто тебя не выгоняет. Утром поедешь, сейчас все равно уже ничего не ходит.
– А вот это, братец, пусть тебя не гребет. Спокойной ночи, привет семье, будь здоров! Спасибо за гостеприимство!
Уходя, Сергей хрястнул дверью. Знал, что ведет себя по-идиотски, но ничего не мог с собой поделать. Злоба на себя – а заодно и на весь свет – еще не выплеснулась до конца.
Будто и не было неожиданно ясного солнечного дня – стоял привычно хмурый мартовский вечер. Сергей поудобнее пристроил рюкзак на плечах, неторопливо застегнул куртку, развернул кепку козырьком куда положено, а затем, сделав всего несколько шагов, опустился на первую попавшуюся скамейку и втянул голову в плечи.
Идти в такое время и в самом деле было некуда и не к кому. В родное село ходили маршрутки, а пару раз в день – даже рейсовые автобусы. На автобусе дешевле, у него вполне хватит на билет, можно добраться до села. Но не сейчас, в девятом часу вечера.
Только теперь Горелый осознал, сколько проспал глубоким, полным скорби сном. Будто пытался отоспаться за все эти дни, начиная с позавчерашнего, когда, набрав домашний номер Андрея, услышал незнакомый мужской голос, который сухо и коротко произнес: «Его нет. Убили сегодня».
