| - Мне пора домой, Василий Нилыч. Поздно, -сказал Ромашов, вставая. |
| Nasanski did not try to keep him. | Назанский не стал его удерживать. |
| They separated neither in a cold or unfriendly way, but they were, as it seemed, ashamed of each other. | Простились они не холодно и не сухо, но точно стыдясь друг друга. |
| Romashov was now more convinced than ever that the letter was from Shurochka. | Ромашов теперь еще более был уверен, что письмо писано Шурочкой. |
| During the whole of his way home he thought of nothing except this letter, but he could not make out what feelings it aroused in him. | Идя домой, он все время думал об этом письме и сам не мог понять, какие чувства оно в нем возбуждало. |
| They were a mingling of jealousy of Nasanski-jealousy on account of what had been-but also a certain exultant pity for Nasanski, and in himself there awoke new hopes, dim and indefinite, but delicious and alluring. | Тут была и ревнивая зависть к Назанскому -ревность к прошлому, и какое-то торжествующее злое сожаление к Николаеву, но в то же время была и какая-то новая надежда - неопределенная, туманная, но сладкая и манящая. |
| It was as if this letter had put into his hand a mysterious, invisible clue that was leading him into the future. | Точно это письмо и ему давало в руки какую-то таинственную, незримую нить, идущую в будущее. |
| The breeze had subsided. | Ветер утих. |
| The tepid night's intense darkness and silence reminded one of soft, warm velvet. | Ночь была полна глубокой тишиной, и темнота ее казалась бархатной и теплой. |
| One felt, as it were, life's mystic creative force in the never-slumbering air, in the dumb stillness of the invisible trees, in the smell of the earth. | Но тайная творческая жизнь чуялась в бессонном воздухе, в спокойствии невидимых деревьев, в запахе земли. |
| Romashov walked without seeing which way he went, and it seemed to him as if he felt the hot breath of something strong and powerful, but, at the same time, sweet and caressing. | Ромашов шел, не видя дороги, и ему все представлялось, что вот-вот кто-то могучий, властный и ласковый дохнет ему в лицо жарким дыханием. |
| His thoughts went back with dull, harrowing pain to bygone happy springs that would never more return-to the blissful, innocent days of his childhood. | И была у него в душе ревнивая грусть по его прежним, детским, таким ярким и невозвратимым веснам, была тихая, беззлобная зависть к своему чистому, нежному прошлому... |
| When he reached home he found on the table another letter from Raisa Alexandrovna Peterson. |
