| Но, раздумывая и сетуя, я все-таки оставался на месте, а между тем болезнь одолевала меня все более и более, и мне наконец стало жаль оставить теплую комнату. |
| I took up a Frankfort paper, read a couple of lines and dropped into a doze. | Я взял франкфуртскую газету, прочел две строки и задремал. |
| The Germans did not interfere with me. | Немцы мне не мешали. |
| They read and smoked, and only once in half an hour or so communicated some piece of Frankfort news to one another abruptly in an undertone, or some jest or epigram of the renowned German wit, Saphir after which they would plunge into their reading again with redoubled pride in their nationality. | Они читали, курили и только изредка, в полчаса раз, сообщали друг другу, отрывочно и вполголоса, какую-нибудь новость из Франкфурта да еще какой-нибудь виц или шарфзин знаменитого немецкого остроумца Сафира; после чего с удвоенною национальною гордостью вновь погружались в чтение. |
| I dozed for half an hour and was waked by a violent shiver. | Я дремал с полчаса и очнулся от сильного озноба. |
| It was certainly necessary to go home. | Решительно надо было идти домой. |
| But meanwhile a drama in dumb show which was being enacted in the room stopped me again. | Но в ту минуту одна немая сцена, происходившая в комнате, еще раз остановила меня. |
| I have said already that as soon as the old man sat down in his chair he would fix his eye on something and not remove it the whole evening. | Я сказал уже, что старик, как только усаживался на своем стуле, тотчас же упирался куда-нибудь своим взглядом и уже не сводил его на другой предмет во весь вечер. |
| It had been my fate in the past to be exposed to that meaningless, persistent, unseeing stare. It was a very unpleasant, in fact unbearable, sensation, and I usually changed my seat as soon as I could. | Случалось и мне попадаться под этот взгляд, бессмысленно упорный и ничего не различающий: ощущение было пренеприятное, даже невыносимое, и я обыкновенно как можно скорее переменял место. |
| At this moment the old man's victim was a small, round, very neat little German, with a stiffly starched standup collar and an unusually red face, a new visitor to the shop, a merchant from Riga, called, as I learned afterwards, Adam Ivanitch Schultz. He was an intimate friend of Muller's, but as yet knew nothing of the old man or many of the customers. | В эту минуту жертвой старика был один маленький, кругленький и чрезвычайно опрятный немчик, со стоячими, туго накрахмаленными воротничками и с необыкновенно красным лицом, приезжий гость, купец из Риги, Адам Иваныч Шульц, как узнал я после, короткий приятель Миллеру, но не знавший еще старика и многих из посетителей. |
