|
| Infinity lay between us. And I remember I sat there before the old man, saying nothing, with unconscious fingers tearing the brim of my hat, which was torn already; I sat and, I don't know why, waited for Natasha to come in. | Бесконечность легла между нами... И вот, помню, сидел я перед стариком, молчал и доламывал рассеянной рукой и без того уже обломанные поля моей шляпы; сидел и ждал, неизвестно зачем, когда выйдет Наташа. |
| My clothes were shabby and did not fit me; I had grown thin, yellow and sunken in the face. And yet I did not look in the least like a poet, and there was none of that grandeur in my eyes about which good Nikolay Sergeyitch had been so concerned in the past. | Костюм мой был жалок и худо на мне сидел; лицом я осунулся, похудел, пожелтел, - а все-таки далеко не похож был я на поэта, и в глазах моих все-таки не было ничего великого, о чем так хлопотал когда-то добрый Николай Сергеич. |
| Anna Andreyevna looked at me with unfeigned and ever ready compassion, thinking to herself: | Старушка смотрела на меня с непритворным и уж слишком торопливым сожалением, а сама про себя думала: |
| "And he was within an ace of being betrothed to Natasha. Lord have mercy on us and preserve us!" | "Ведь вот эдакой-то чуть не стал женихом Наташи, господи помилуй и сохрани!" |
| "Won't you have some tea, Ivan Petrovitch?" (the samovar was boiling on the table). "How are you getting on?" she asked me. | - Что, Иван Петрович, не хотите ли чаю? (самовар кипел на столе), да каково, батюшка, поживаете? |
| "You're quite an invalid," she said in a plaintive voice which I can hear at this moment. | Больные вы какие-то вовсе, - спросила она меня жалобным голосом, как теперь ее слышу. |
| And I can see her as though it were today; even while she talked to me, her eyes betrayed another anxiety, the same anxiety which clouded the face of her old husband, too, as he sat now brooding, while his tea grew cold. | И как теперь вижу: говорит она мне, а в глазах ее видна и другая забота, та же самая забота, от которой затуманился и ее старик и с которой он сидел теперь над простывающей чашкой и думал свою думу. |
| I knew that they were terribly worried at this moment over their lawsuit with Prince Valkovsky, which was not promising well for them, and that they had had other new worries which had upset Nicholay Sergeyitch and made him ill. | Я знал, что их очень озабочивает в эту минуту процесс с князем Валковским, повернувшийся для них не совсем хорошо, и что у них случились еще новые неприятности, расстроившие Николая Сергеича до болезни. |
