Вскоре Степан уже ехал мимо родных скалистых гор, к коим успел привыкнуть, как и к нескончаемой таёжной глухомани. Стоял март, почти самый трескучий и морозный в Забайкалье. Предыдущая, прошлогодняя поездка в вагоне-теплушке была явно экзотичней теперешней. Тогда было начало лета и, если что докучало пассажирам теплушек, так это паровозный дым и извечные гудки ночью. Тогда на остановках рвали траву, причём в основном лопухи. Сие служило в пути туалетной бумагой, о существовании которой мало кто был сведущ. Но дыра с сиденьем в задней части вагона была по-прежнему и в этом вагоне. Над ней же висел рукомойник. Об него без привычки стукались головой и матерились, вставая с сиденья. Для устойчивости страждущего была прибита в бок вагона труба, дабы при качке и поворотах не снесло на пол. И ещё: всё жидкое выдувало вовнутрь. В лицо, если умывался и в штаны и на спину присевшему облегчиться. Дверь открывали лишь на длинных перегонах и по ходу поезда: проветрить и сходить по малой нужде. Так что красотами любовались лишь на станциях и снаружи вагона. Делали это опять-таки сидя на корточках, чтобы успеть справить всяческую гигиену и заскочить в вагон. Дрова запихивали под нижние нары. Буржуйка в центре была оббита железом вокруг корытцем и присыпана песком. Ночью дежурил дневальный, но он чаще тоже спал. Так что утром в вагончике был «колотун-бабай», как заметил призывник киргиз Разибай. Его упорно звали матерно: «Разъе. ай», но парень этого не замечал и смеялся вместе со всеми.
Уже в Чите Стёпка узнал, что волжане едут через два вагона и тоже по спецнабору во Владивосток. Там были Колька Ведмеденко из Часовни и Лёха Семихин из родной Канавы. Долго им потом пришлось отбрёхиваться, что они «из Канавы». Гордо утверждали, что из Ульяновска, где сам Ленин родился.
От Читы ехали всё ближе к китайской границе. Ехали без приключений, хотя Степан-то знал цену этой тишине. Бандиты отсиживались по глухим зимникам и не следили по тайге без особой нужды. Но поезда-добыча верная и малоопасная. На одной из станций на верхних полках у окон расположились красноармейцы, двое с пулемётом. Ожидали нападения банд семёновцев и хунхузов. Перед дверьми в козлах стояли ещё пять трёхлинеек – ровно по числу членов ОСОВИАХИМ, обученных стрельбе и штыковой атаке. Но ребята всё больше крутились возле пулемёта. Видеть-то они его видели и раньше, а вот чтобы так, да потрогать…До самого Агинского ехали с комфортом, если не считать треклятый нужник. Пулемётчик рассказывал про японцев и их новое государство Манчжоу-го. Про настоящую войну, развязанную японцами. Не последняя роль уделялась обслуживающему персоналу КВЖД. Поощрялись любые бандитские вылазки и прежде всего – хунхузов. Наши даже песню разучили.
