И тут все существо его обуяла неукротимая тяга к свободе и к жизни, которая существовала там, в недостижимой вышине, за чугунным покровом…
И он решился.
Откинул в сторону доху, снял носки и ботинки. Притулился к стене колодца, поерзал, находя соответствие собственным формам в изгибе стены, затем уперся голыми стопами в щербатую кирпичную кладку и какими-то немыслимыми рывками начал перемещать тело по вертикали.
Несколько раз он срывался, падая на плохо амортизирующую доху, однако в искусстве колодцелазания он обретал известные навыки, ибо, судя по болезненности и ослепленности последнего падения, произошло оно с высоты значительной.
В итоге бесконечных попыток подземный альпинист уперся макушкой в заградительный чугунный барьер и замер. Любое неосторожное движение на сей раз сулило падение с трагическими увечьями.
Шкандыбаев собирал все силы организма для грандиозного подвига: поднятия шеей и, соответственно, затылком массы литого чугуна, общим весом превышающего половину центнера. При этом опорными точками в достижении рекорда являлись предательски дрожащие стопы ног, ободранные ладони, а также сакраментальная точка за номером пять — довольно обширная, однако куда менее чувствительная, нежели оголенные конечности, и обладающая, увы, значительной инерцией скольжения.
Кровавые круги плавали перед глазами Шкандыбаева, но — поддавался проклятый чугун, ерзал в пазах, поднимался на доли миллиметра, а по прошествии очередной вечности настал тот миг, когда беглец просунул пальцы в щель между крышкой и стальной окаемкой ямы.
Вот уже наружу вылезли руки, крышка сползла в сторону, морозный воздух наполнил бодрящей прохладцей легкие Шкандыбаева… совершив последнее немыслимое усилие, он выпростался наружу и упал на спину, глядя в черное беззвездное небо.
Было пять часов утра по московскому времени.
А в шесть часов утра в приемную РУБОПа под матерный крик возмущенного левака, нагло оставленного без мзды, постучался диковатого вида человек в мятом лиловом костюме, с такого же цвета лиловыми ступнями босых ног, с синяком под глазом и запекшейся коростой кровавых ссадин на затылке.
Дежурные милиционеры, пытавшиеся выяснить цель визита странного человека, вразумительных объяснений от него не добились. Качая травмированным облысевшим черепом, человек твердил как заклинание фамилию Пакуро и покинуть РУБОП, дабы поехать домой и привести себя в порядок, категорически и с ужасом отказывался, взирая на милицейскую форму с таким же трепетом и надеждой, как на облачение ангелов-спасителей.
