И теперь, наконец заполучив их с Ленсом, дядюшка искренне считает, что Алильена должна жить и поступать не так, как хочется ей, а так, как прикажет он.
Ведь у нее, в отличие от самого барона, есть совесть и способность к состраданию, и она никогда не захочет, чтобы за ее строптивость наказывали Ленса и маменьку, хотя та сама во всем виновата. Лил даже спрашивать не хочется, почему мать с братом оказались здесь, хотя направлялись совсем в другое место. Она ведь и сама ехала не сюда, хотя и догадывалась, как хитер и пройдошлив проклятый Корди и на какие пакости готов, лишь бы добиться своего.
— Лил, — пробился сквозь мрачные думы магини настойчивый голос матери, — я устала. Давай посидим вон в той беседке, мне там очень нравится.
Алильена глянула в ту сторону, куда показывала мать, и едва заметно усмехнулась. Беседка, где желала сидеть Лавиния, стояла на самой вершине холма, над почти отвесно обрывавшимся к ручью каменистым склоном. Неизвестный мастер умудрился почти повесить ажурное строение над ручьем, соединив его с дорожкой весьма непрочным на вид мостиком. Наверняка маменьке казалось, будто там их не смогут подслушать ни охранники, ни сновавшие по парку садовники, из которых почти половина была занята вовсе не подрезанием роз. В этом Лил убедилась по проблескам защитных и боевых амулетов. У простых садовников их не было.
Но спорить не стала, так же безучастно свернула к беседке, все равно делать больше нечего. Как всем известно, защитные амулеты и целительские зелья черные искусники не усиливают, а изготавливать для Корди боевые ей не хотелось. И без того небось все сундуки ими забил, имея в рабах четверых черных искусников и толпу одаренных.
— Посмотри, какая красота! — выдохнула Лавиния, проходя к перилам и вглядываясь в желтые крыши домов, почти скрытые шапками зелени, и наперстки сторожевых башен раскинувшегося внизу Гавра.
— Ничего особого, — бросила небрежный взгляд Алильена и села на скамейку, откинув голову на резную спинку.
— Ты несправедлива и обидчива, как ребенок, — печально вздохнула ее мать. — Хотя тебе уже девятнадцать!
— Без двух лун! — тотчас вспомнила магиня слова Инка.
— Возраст женщин измеряется не лунами, а жизненным опытом, — снова вздохнула Лавиния. — А ты повидала больше, чем некоторые женщины за всю жизнь.
— По-твоему, я должна считать себя старушкой? — лениво подняла бровь Алильена, догадываясь, к чему ведет разговор маменька.
Хотя вряд ли по собственному желанию, наверняка Корди приказал, но слушать все равно неприятно.
