Дочь. Вика. Виктория Петровна. Виктория Петровна Гла-го-лева.
Вот и Пирита.
У подножья ресторана, на пляже, еще играли в волейбол. Неподалеку от берега под светлым небом отчетливо виднелись два валуна с протянутой между ними веревкой на пробках.
Сидя у столика против Вики, Петр Ильич наслаждался покоем и молчаливой близостью дочери. Права была Зина, трижды права, когда уговорила его встретиться с Викой в Таллине. В этом очарованном городе, в колдовстве этих переулков, лестниц, башен и старых дворов — сила Петра Ильича. Возможность власти над душой дочери.
…Вот она, его дочка, — задумчивая, скромно причесанная. Интересно, кажется это ему или она и на самом деле мила?
Петр Ильич наслаждался близостью Вики и глуховатым, медленным морским шумом.
Моря как люди, — они тоже несходны между собой.
Не слишком опасное для купальщиков Балтийское море больше сродни Петру Ильичу, чем Черное— родина Викиной матери. Еще бы!.. Ведь он родился у берегов Балтики.
Не бурностью ли его раздражало Черное море?
Оно красиво. Темное, с зажигающимися огнями близких и дальних маяков, с мягким дном и неровной полоской берега.
Красиво… Да! Но как же его сердили крикливые голоса черноморцев! Они орали, даже когда купались. В них не было тишины, той тишины, той сосредоточенности, которые так ценил Петр Ильич. Без внутренней тишины земля не была для него землей, небо — небом, а море — морем.
Но ведь когда-то Клавин громкий голос так его радовал! И радовал ее взгляд. Блеск ее загорелых плеч, как будто отполированных еще не высохшей водой. И это движение полных рук ее, отжимавших мокрые волосы, и хохочущий рот, освещенный солнцем, блеск ее зубов, глаз, блеск голоса, словно бы вся она устремлялась навстречу ему.
Она была сама резкость, она была вульгарна. Она родилась на этом побережье, где все привыкли орать, торговаться на рынках и произносить слово «зеркало» через букву «э».
Но ведь когда-то и это радовало его. Его радовали ее одесские бульвары, и громкая речь ее одесситов, и этот их извечный «Дюк Ришелье», сливавшийся в нелепое слово «дюкришелье», чем-то похожее для уха ленинградца на слово «индюк».
…Доверчивость ее прозрачных глаз, так похожих па глаза Вики. Ее рука, оправлявшая на нем галстук…
«Петр, ты сердишься?.. Я что-то опять сказала не так?»
«Да нет же, нет».
От ее волос пахло морем, в ее волосах блестели песчинки.
Любовь! — что поделаешь? Ничего не поделаешь, ничего не попишешь…
Нет, она будет другой, его девочка. Какой же?
