История с Живаго. Лара для господина Пастернака | страница 62



– А тебе, значит, не нравится такая жизнь, как эта? Ты другой желаешь? И сил на нее хватит? Ты же своя, простая баба, зачем тебе это? И никому не нужны эти твои переводы.

Ольга повернула голову к своему отражению в облезлом зеркале: а может, в самом деле, – она просто баба и больше ничего?


Она и дома часто заглядывала в зеркало, сбросив опостылевшие одежды, распустив свежепрополосканные волосы, стерев с лица усталость. Глядела на себя, гладила по коже и словно чего-то дожидалась. Она уже перестала вздрагивать от дверных звонков, не вздрогнула и в тот вечер, когда кто-то из детей повернул ключ и впустил вечернего гостя, а потом с испуганным лицом прибежал звать маму.

Ольга вошла в гостиную и увидела Бориса Леонидовича, неузнаваемо потрясенного и заплаканного.

– Что с тобой, Боря? Что случилось?

– Он умер.

– Кто?

– Понимаешь… он умер.

Она стала ласкать его, усадила на диван, платком вытерла слезы. Дети в прихожей, пошептавшись с Марией Николаевной, вскоре исчезли из квартиры, оставив Ольгу и Бориса Леонидовича вдвоем.

– Он умер, – повторял он, не отдавая себе отчета, а Ольга ждала ответа на свой вопрос. – Понимаешь, умер… Прости меня, конечно, это смешно. Сегодня я написал главу, где мой герой умирает. Позже ты его узнаешь, его зовут Юрий Живаго. Я просто вспомнил день, когда я сам был ближе всего к смерти. Я тогда только что вышел из больницы, из-под опеки Гриши Левина, и сел в трамвай, чтобы доехать до дома. А трамвай все время ломался, и те, кого он по дороге обгонял, все эти пешеходы, в конце концов его опережали. И каждый раз, когда он застревал, я чувствовал, что вот-вот умру. Меня спасло воспоминание о женском лице, я говорю о лице девушки, которую я мог спасти и не спас. Видение было мгновенным, но таким ярким, как будто я его представил в этой трамвайной давке. Я понял, что мне дан знак – жить дальше…

– И ты вышел из трамвая и пошел пешком.

– И снова сел перед пустым листом бумаги. Но прошло много лет, прежде чем я написал первые слова. Но вот… и это единственный труд, которого не стыжусь и за который отвечаю. Он про тебя и про меня, и лучшие страницы написаны в те месяцы, когда ты страдала в тюрьме, когда погиб наш ребенок, а я ничем не мог вам помочь.

– Разные сказки получились: ты строил Ноев ковчег, а я думала, как Золушке вернуться домой без одной туфельки.

– Ты мне всегда и снилась такая, как сейчас.

– Почему же ты не пришел меня встретить на вокзал?

– Неужели я снова потеряю тебя?.. – почувствовав некоторый укор произнес Борис Леонидович.