Декорацией для его свадьбы послужило одно из владений графства Инвернесс: Бофорт Касл был воздвигнут на холме. Местность вокруг состояла из прихотливого чередования земли и воды. Сомнений не возникало: вы находились в самом сердце Шотландии. Церемония прошла в личной церкви лорда Ловата, зятя невесты и четырнадцатого барона в роду. Угнетало ли Боя воспоминание о девушке из севеннских лесов в тот момент, когда его принимала в свое лоно семья, прославленная не только знатностью, но и оригинальностью? Лорд Ловат благодаря своим исключительным знаниям пользовался авторитетом в палате лордов. Надо прибавить, что во время бурской войны он командовал частным полком, Lovat scouts, сформированным из людей его клана, воспитанных на его землях и зачисленных в полк его заботами. Его дети и близкие заполняли дом, где столы, большие фарфоровые вазы в восточном стиле, камины, ширмы, абажуры, подставки, заваленные тканями, и прочие многочисленные атрибуты викторианской эпохи мало-помалу смягчили первоначальный суровый облик крепости. Гостеприимство Ловатов было ни с чем не сравнимо. Они производили впечатление людей, с рождения лишенных предвзятости. Политических недругов, тори или либералов, молодых людей, только что выпущенных из Оксфорда и щеголявших умеренным социализмом, исповедовать который было принято среди студентов из высшего общества, проповедников и поэтов — таких как Рональд Нокс[43] и Морис Баринг[44], — всех их принимали, и единственный риск, которому можно было подвергнуться, остановившись в Бофорт-Касл, — это заразиться идеями Рима, ибо — вещь крайне странная для шотландского аристократа — лорд Ловат был католиком.
Добрые люди с удовольствием расписывали Габриэль великолепие этого жилища, широко распахнувшего свои двери Бою. Вот он и добился того, о чем мечтал всего сильнее: солидного положения в обществе.
Артур Кейпел перешел в другой лагерь.
Габриэль Шанель решила, что теперь ее свобода в том, чтобы обзавестись садом. Там можно было бы отдыхать от работы. Сирень, розы, прекрасный вид — ей надо было чем-то отвлечься, чтобы забыть свою любовь. Она поверила, что стремится именно к этому, и сняла в Сен-Кюкюфа виллу «Миланез», где собиралась проводить дни в одиночестве. В Париже кричали о победе, плакали и пели, беснующаяся толпа бурно приветствовала Клемансо, но Габриэль не принимала участия в празднествах. Но только ли одно желание одиночества и покоя руководило ею при покупке уединенной виллы в Сен-Кюкюфа? Разве не осуществила она пожелание Боя? Тихий, спокойный дом, где бы она могла жить
