Возле дома я нарочно захромал немного и сказал:
— Тоже авария. Шнурок подтяну.
Таня взяла сумку, подождала, пока я закончу возиться со шнурком, и снова вернула мне. А я-то надеялся, думал — пустяк же осталось пройти, что сама донесет. Как бы не так!
И вот тут меня ждали самые горькие минуты. Еще издали я увидел Киру в ее сером с красной отделкой платье. Она сидела на той самой песочнице, где мы встречались. Меня Кира заметила не сразу. Мы дошли с Таней уже до четвертого подъезда. А потом я понял: теперь-то Кира меня уже видит. Видит, как иду рядом с красивой Таней, как несу ее белую сумку с тигром. Я, кажется, и дышать перестал. А дышать надо было, и надо было отвечать Тане, потому что она обращалась ко мне уже второй раз с вопросом:
— Ты не знаешь, что это за кусты посажены? Как называются?
— Не знаю, — в конце концов поняв, что она спрашивает, ответил я.
Затем я увидел, как быстро отвернулась Кира и ни разу больше не посмотрела, как мы идем с Таней по дорожке, как входим в подъезд.
Если бы Кира не отвернулась, если бы она сделала вид, что ей на все наплевать, и, гордо тряхнув головой с длинными косами, побежала бы к девчонкам играть в мяч, мне было бы намного легче. Но Кира отвернулась, не в силах была смотреть. Наверное, плакала. Если не во дворе, то дома. Я был уверен, что она плакала.
«Нет, я должен успокоить ее, — говорил я себе. — Нельзя, чтобы она страдала. Не виновата она. Я виноват, один я. Если снова придет какое-нибудь послание с пятого этажа, то просто не возьму его. А если даже и возьму, то читать не стану…»
Но посланий дня три уже не было. Таня словно забыла обе мне. Я был рад этому. Подолгу стоял на балконе и смотрел во двор. Однако Киры нигде не было видно. Только пропеллер на ее балконе, где ветер был посильней, крутился почти не переставая, и мне от этого становилось легче. Вертушка будто напоминала: Кира смотрит и думает обо мне. Но что думает? И самое главное, Кира страдает. Ей плохо.
Тогда я твердо решил увидеть Киру, как-то объяснить, что же на самом деле происходит. Чтобы она поняла и не думала обо мне так уж плохо.
После завтрака я взял свежий помер «Крокодила», прихватил с собой газету и занял «наше с Кирой» место на песочнице. Часа через полтора я прочитал, кажется, все статьи на всех четырех страницах газеты. Потом ко мне подошел Лешка Фомин. Было видно, что Лешка слегка обижен. Может быть, решил, что Таня из-за меня перестала обращать на него внимание? Но мне этого Лешка не сказал. Просто посидел рядом, а поскольку меня совсем не устраивало, чтобы он торчал здесь, я уткнулся в «Крокодил», достал карандаш, и Лешка наконец сказал:
