— Не надо! Что вы делаете, не надо! — высоким неузнаваемым голосом закричала Нина.
Кто-то обнял ее, кто-то влил ей в рот терпкой, освежающей жидкости, и она снова притихла, окаменев.
Любовь Ивановна устроила поминки по умершему. Еще утром, объясняя всем и каждому, чем она занята (объяснения эти начинались непременной фразой: «Чтобы все было, как у людей»), соседка бегала по магазинам, суетилась на общей кухне, приготовляя свои коронные блюда — холодец и винегрет. После похорон она же пригласила всех, кого считала необходимым, помянуть Сергея Артамоновича. Список приглашенных складывался в голове Любови Ивановны по каким-то ей одной известным соображениям.
Люди за столом собрались разные, но в основном пожилые и солидные. Скорее всего солидность и была основным критерием, потому что вместе с главным врачом больницы Михаилом Борисовичем Шумаковым, вместе с другими врачами, двумя друзьями юности Сергея Артамоновича, из которых, правда, один был небольшой, сухонький, зато другой — мощный, в темных очках с нетяжелой темной седой копной волос, вместе со всеми этими людьми Любовь Ивановна пригласила только одного бывшего пациента доктора Казанцева, не в меру располневшего молодого инженера Алика Панкова.
Вначале на этих поминках Нина словно бы чуть оттаяла. Как всегда, в первый час говорили только об умершем.
Вспомнили, что в городе ходила легенда, будто доктор Казанцев воскрешает мертвых. Нина знала, откуда взялась эта легенда. Клиническая смерть, как известно, наступает раньше физической, и в эти считанные секунды отцу удалось однажды вернуть человека к жизни. При неожиданном кровотечении поток крови застыл у него в трахее, пульса не было. Когда приехал врач, родные считали больного мертвым. Сергей Артамонович перевернул его на живот, поддерживая опущенную голову, ударил по спине. Изо рта выпал кровавый ком, больной задышал. Нина несколько раз слышала эту историю, но теперь было приятно услышать и вновь думать о ней. Острая боль на какие-то минуты сменялась щемящей грустью.
И хотелось еще и еще слушать задумчивый голос инженера Панкова:
— Я после войны мальчишкой еще в диспансере лежал, так Сергей Артамонович больным из дому масло таскал. Оно тогда было по карточкам. На последние деньги шоколад покупал.
Даже чудачества отца, его непрактичность, рассеянность приобретали сейчас иной, значительный смысл.
— Сергей Артамонович ведь не от мира сего был. — Это говорит огромный плечистый главврач Михаил Борисович, говорит неторопливо, негромко, как человек, который никогда не опасается, что его перебьют. — Приехал к нам как-то из Москвы инспектор Министерства здравоохранения Лозовой Иван Егорович… Желчный был человек и придира, этот Лозовой…
