Мадемуазель Виктория | страница 34



- Как бы это нам с тобой кока-колу вытащить? - размышляет папа. - Ну-ка, Заяц, попробуй вот эту ниточку. Или нет, наверное, эту… А-а, тяни любую!

Вика дергает голубую нитку, и над прилавком подскакивает все та же вазочка с лебедями. Хозяин аттракциона с улыбкой протягивает ее Вике.

- Девятая, - в отчаянии говорит папа. - Это уже слишком! Рядом молодой светловолосый европеец получает баночку кока-колы и разочарованно вертит ее в руках.

- Мистер, чейндж, - предлагает Вика, протягивая ему злополучных лебедей.

«Чейндж» - такое же международное слово, как «Зу». «Чейндж» - значит «обмен».

- Сенк ю, - тотчас соглашается тот, и призы переходят из рук в руки.

У европейца симпатичное и будто бы даже знакомое лицо. Он улыбается, улыбается и Вика.

- Полиш? - спрашивает она.

- Но, - светловолосый европеец указывает пальцем в грудь, - рашен.

Вика чуть не роняет хрустальную ладью на асфальт.

- Папа! Пап! Скорее! Сюда!

Услышав русскую речь, «европеец» распахивает глаза.

- Наши! - кричит он. - Наши!

Бежит папа. Бегут к «европейцу» мужчины и женщины.

- Откуда?

- Туристы. Из Хабаровска.

- Из Анадыря.

- Из Владивостока.

Папа торопливо жмет руки всем сразу.

- Давно?

- Две недели.

- Скоро?

- Через три дня.

- Ну… как там?

А как сказать - как там, на Родине? Как найти несколько слов, чтобы сказать самое главное, самое что ни на есть важное? Как уместить Родину в несколько слов? Говори хоть три часа, и все будет мало, останется еще что-то, что-то очень необходимое, о чем нельзя не сказать…

- Снег у нас.

- Реки тронулись.

- Дожди в Москве.

- В автобус! В автобус! - торопит арабчанка-переводчица. И снова папа жмет руки:

- Привет там передавайте!

Кому привет? И серому апрельскому снегу, и набухшим подо льдом рекам, и дождливому московскому небу…

Папа и Вика смотрят вслед отъезжающему автобусу.

- Вот так… - говорит папа. - Встретились, поговорили… Между прочим, от Москвы до Владивостока вдвое дальше, чем до Каира…

Через три дня дальневосточники сойдут с трапа на бетонное поле Шереметьева. Экспресс помчит их в Москву, и за окном потянутся невесомые березовые рощицы, и поля, и деревеньки, низко нахлобучившие разноцветные крыши.

Вика всхлипывает.

- Ну, вот еще, - растерянно говорит папа. - В такой счастливый день…

- Домой хочу-у! В Москву-у!! И в Марфино… Чтобы галстук носить. Чтобы дождь был…

- Целый год молодцом держалась - и на тебе… Мы же не туристы, Заяц. У нас с тобой работа. - Папа сам расстроен неожиданной встречей. - Поехали к маме…