Этот диалог навеял на меня неприятные размышления, всерьез омрачившие одухотворенность моих чистосердечных рабочих порывов.
С другой стороны, я понимал, что мелкопоместная алчная возня бытует в любом коллективе, что цельным натурам порой приходится уживаться с отщепенцами, но, как бы то ни было, главную свою линию контора уже несколько лет гнула бескомпромиссно и отважно.
Организованные банды, плодящиеся как грибы под теплым дождичком снизошедшей над страной демократии, заполонили все сферы общественной жизни, подминая под себя устои самой власти, а потому, дабы устои сохранить и свой неприкосновенный статус соблюсти, власть и учредила контору, дав ей карт-бланш на уничтожение обнаглевшей нечисти, собрав в наших стенах отборных бойцов.
Мы понимали никчемность своих действий в пределах закона, в муторных расследованиях, в пикировках с судами и с адвокатами. Нам нужен был ежедневный, топорный результат. И достичь его можно было лишь стравливанием между собой группировок, воров в законе, тонкими провокациями, внедрениями в преступную среду своих людей и беспримерным силовым нажимом на болевые точки многочисленного противника благодаря нашему хитроумию, крошившему себя в кровавую труху собственными же стараниями.
При этом наша мощь и всеведение крепли день ото дня.
Нас ненавидели и боялись, нас кляли власти предержащие, но верховные правители не принимали никаких мер, дабы урезонить зарвавшихся милиционеров, сколотивших самую настоящую спецслужбу. И я постепенно понимал, отчего это так. Разгулявшаяся организованная преступность, набравшая жирка, стремилась в политику, а им, верхним, не нужны были умные, ни перед чем не останавливающиеся конкуренты. А противостоять волкам могли лишь волкодавы.
Да и кто были лидеры группировок, вылезшие из-под обломков рухнувшего СССР? Прошлый советский плебс, обреченный влачить существование в социальных низах, злые дети полуспившегося окраинного пролетариата. Однако проявившие себя в вакханалии перемен и свобод как волевые личности, отчаянные и храбрые, как талантливые организаторы, схватывающие все на лету умники. Только с угольно-черным знаком минус, определяющим их сущности.
Вырвавшись из нищеты и убожества, они хотели красивых игрушек: машин, особняков, золотых часов, а после, насытившись мишурой, – власти. Они были раковыми клетками, неуклонно прессовавшимися в опухоли. А мы – иммунной системой, взявшейся за правое дело горячо и бескомпромиссно, пытаясь унять лихорадку, колотившую организм государства.
