– Не в доске красота, – сказал Бегун. – Ты лица у них видел, когда они молятся? Вот где красота.
– Мой Спас! – исчерпав все аргументы, заорал Рубль. – Не отдам! Я за него муки принял!
– Еще примешь, – захохотал Бегун и, пригнувшись к полу, снова плеснул воды.
Рубль с воплем, лбом выбив дверь в густом тумане, вылетел из баньки и заплясал по заиндевелой траве голышом на виду у села, источая пар от красной обваренной кожи.
Еще не ударили морозы, октябрь понемногу выхолаживал землю, сковал ручьи и болота и только потом уже накрыл снегом; изо рта валил пар, но воздух еще не жег щеки, а холодил, напоминая, что дело к зиме.
Когда стемнело, Бегун оделся и вышел из дому. Как обычно, он не пошел напрямки, по пробитым в снегу тропам, а воровато обогнул село кругом по лесу, глубоко проваливаясь в сугроб. Собаки не приучены тут были сторожить от людей, встречали молча.
В поповском доме тускло светилась лучина за промасленным холстом в окне. Бегун встал за овином, осторожно поглядывая из-за угла, в который уже раз радостно удивляясь тому, что вот через двадцать с лишним лет угораздило снова торчать под окнами и томительно ждать свидания, считать минуты и гадать: выйдет ли она или погаснут окна и опять придется ему, уставшему от ожидания до дрожи в руках – будто камни таскал – плестись обратно.
Стукнула дверь, с крыльца сошел Еремей и зашагал через село к себе. Чуть погодя раздался скрип снега под ногами – Неждана в наскоро повязанном платке, в заячьем полушубке бежала к овину. Свернула за угол, налетела в темноте прямо на него, вздрогнула и даже вскрикнула тихо. Бегун схватил ее, прижал к себе, стал торопливо целовать холодные щеки, волосы над упавшим на плечи платком. Неждана оттолкнула его и отступила на шаг, глядя испуганными круглыми глазами.
– Что ты? Грех-то какой!.. Никогда так не делай, а то не приду больше!
– Не буду, не буду…
– Господи… – она прижала ладони к пылающим щекам, укоризненно качая головой. – Батюшка угадает, спросит, а я соврать-то не смогу!
– Еремей приходил?
– Да… Жалко мне его. И стыдно… Сидит, молчит и глаза прячет. И я посмотреть не решаюсь. Так и сидим… Угадал, наверное, – следы-то нетрудно прочесть, – указала она на глубокие следы Бегуна. – А не дай бог, Петр узнает – убьет или тебя, или меня…
– Ты моя Неждана… – Бегун осторожно, чтобы не испугать снова, провел рукой по ее тяжелым шелковым волосам. – Я думал – жизнь кончилась, что было, то было, а больше ждать нечего. А Бог такую нежданную радость дал.
