— Но почему они завешены полотном? — вполголоса произнесла я. — И почему у нее так напудрены руки?
— Это не пудра, — раздалось за спиной. — Это мука.
Вскрикнув от неожиданности, я обернулась и встретилась лицом к лицу с хозяином замка.
В темном парчовом халате, расшитом серебряными драконами, генерал возвышался надо мною подобно статуе из черного мрамора.
— Вам запрещали входить в эту комнату, — глухим голосом произнес он. — Почему вы ослушались?
— Я не…
Он покачнулся и хлопнул дверью так, что задрожали стены. Ярость разливалась в воздухе, текла от хозяина замка вместе с восточным приторно-сладким запахом. Хотелось бежать — вот только куда? Хотелось провалиться сквозь землю, но такими талантами я не обладала.
— Мне надоело терпеть ваши глупости, Мэрион, — медленно заговорил генерал, держась одной рукой за стену и перегораживая проход. — Я стерпел ваш побег через окно и выходку во время венчания. Но вы вторглись туда, куда строжайше запретили входить!
— Я не собиралась… — тихо ответила я, уже понимая, что мои слова звучат как глупое оправдание. Письмо жгло руки, в висках колотился пульс.
— Конечно, не собирались, — желчно усмехнулся генерал. Он слегка покачивался, как раздувшая капюшон кобра, слова звучали приглушенно и невнятно. Наверное, был пьян, но от этого не менее опасен.
— Я вышла по… попить. И заблудилась. Один из ваших слуг пообещал показать мне дорогу, но запер здесь, и…
— Довольно! — генерал качнулся и приблизился на шаг. — Я не желаю слушать ваших оправданий! Наверное, я дал вам слишком много свободы? Наверное, вы подумали, что можете издеваться надо мной? Рыться в моих вещах? Читать мою личную переписку?!
— Никто не собирался издеваться, Ваше Сиятельство! — с достоинством ответила я.
— Вот, видите? Кладу письмо на место, — я медленно и аккуратно свернула листок и положила его в шкатулку, показала чистые ладони. — Мне жаль… действительно жаль, что так вышло. Я вовсе не собиралась совать нос в историю вашей семьи.
— Ах, вам жаль! — губы генерала искривились в ядовитой усмешке. — И много ли вы успели узнать, моя дорогая?
— Немного, — честно призналась я. — Но достаточно, чтобы понять, отец не любил вас. Так стоит ли бередить душу и хранить эти письма и эти портреты?
— Стоит! — зарычал генерал и саданул в стеллажи кулаком. Полки закачались, книги повалились на пол и застучали о паркет, как крупные градины. — Не вам указывать мне, дорогая Мэрион! Это из-за него! — генерал вытянул палец и ткнул в порезанный портрет. — Из-за него я стал таким, какой есть. История стара, как мир, и столь же скучна, — он желчно усмехнулся, и в глубине очков сверкнули золотые искры. — Молодой и капризный богач заинтересовался дочерью мельника и овладел ею помимо ее воли и воли ее отца. Бедняжка забеременела, и тогда богач приказал избавиться от ребенка. Но дочь мельника была очень горда и богобоязнена, и отказалась брать на душу грех. И тогда, — генерал наклонился, вглядываясь в мое лицо. Я застыла, загипнотизированная его пылающим взглядом. — Тогда он решил отомстить страшной и изощренной местью. За большие деньги мой отец, герцог Мейердорфский, купил у заезжего мага сердце василиска, измельчил в порошок и поднес моей матери в питье. А дальше… вы знаете, дорогая Мэрион, что случилось дальше?
