Я мотнула головой, слабея под тяжелым взглядом василиска.
— Случилось непредвиденное, моя пичужка, — продолжил генерал, понизив голос до свистящего шепота. — Какие-то невидимые силы, может бог, может дьявол, вмешались и сделали так, что весь яд, предназначавшийся матери, впитал в себя плод, который она носила под сердцем. Дочь мельника, Ивонна Мюллер, выжила. И родила чудовище. Меня.
— Мне… мне жаль, Дитер… — сердце кольнуло болью, я протянула руку в порыве дотронуться до его плеча. Жестокие слова, только что прочитанные мною в письме, обрели пугающий и отвратительный смысл.
— Да, моему отцу тоже было жаль, — глухо ответил генерал, откачнувшись от моей руки. — Он надеялся, что если не удалось убить меня во чреве, то я сам, при рождении, убью свою мать взглядом. Но этого не случилось. Проклятие вошло в силу не сразу, лет до десяти у меня было довольно обычное детство. Обычное для бедняка, разумеется. Я очень хорошо знаю, моя пичужка, что такое работа на мельнице от рассвета и до заката солнца. Знаю, сколько ударов кнутом выдержит человек, прежде чем потеряет сознание. Шрамы на моей спине не дают этого забыть. А вот у вас гладкая кожа, — он провел по моей щеке ладонью, и я задрожала не то от омерзения, не то от страха. — Мачеха не била вас, правда? Не решалась портить товар.
— Я не товар! — сквозь зубы выдавила я.
— Конечно, — без улыбки ответил генерал. — Конечно, да. Вы — товар, я — проклятый выродок. Каждый несет на себе печать предназначения. От него невозможно избавиться, невозможно отмыть, как грязь, не срезать с кожей, как клеймо. Только вынуть вместе с душой, с последним вздохом. Оно навсегда с вами, моя пичужка. Так стоит ли трепыхаться?
— Стоит! — выкрикнула я ему в лицо и сжалась пружиной. — Лучше бороться и пытаться хоть что-то изменить, чем упиваться жалостью к себе! Ваш сад превратился в кладбище, а эта комната — в склеп! — я махнула рукой, обводя помещение. — Зачем хранить вокруг себя статуи мертвых жен? Эти оскорбительные письма? Портрет человека, который приносил вам только несчастья и боль? Чтобы снова и снова ковырять рану?! Дайте ей зажить!
— Это решать не вам, — злобно ответил генерал.
— Мне! — заупрямилась я.
— На каком основании?
— На том, что я ваша жена! — я вскинула подбородок и смело глянула в бледное лицо генерала. — Дитер, да откройте окна! Впустите свежий воздух! Позвольте жить себе и другим! Вычистите весь хлам из этой комнаты и из своей души!
