Поцелуй василиска | страница 53
Показалось, рядом со мной колыхнулась черная тень. Я вздрогнула и повернулась влево, но это просто сквозняк тронул еще одно черное покрывало. Я сорвала его и замерла, глядя на портрет молодой женщины, одетой простенько и незатейливо. Портрет нарисован менее искусно, чем первый, но довольно старательно. Художник подловил и мягкий овал лица, и большие грустные глаза, и тронувшую губы полуулыбку, и смиренно сложенные руки, немного грубоватые для такого милого личика и почему-то присыпанные пудрой. За спиной женщины расстилался пасторальный пейзаж: зеленые холмы с пасущимися стадами, речушка и мельница на фоне прозрачно-голубого неба.
Сорванный мною атлас смахнул на пол и сухие розы, лежащие на краю стола. Кто их сюда положил? Хотела поднять одну, но зацепилась взглядом за резную шкатулку. В таких могут хранить ценные бумаги, и я вообразила, что здесь-то и найду вырванные страницы из книги, но снова ошиблась. В шкатулке лежали письма.
Пожелтевшие от времени, хрустящие под пальцами, как пергамент, с расплывающимися чернилами, они пахли тленом и пылью. Я поднесла их поближе к лампе и зашевелила губами, по слогам разбирая невнятные строчки:
«Ваше Сиятельство, герцог Мейердорфский и мой отец, — так начиналось одно из них, — хотя Вы и не считаете меня своим сыном, а я никогда ничего не просил у Вас, теперь с болью в сердце вынужден обратиться за Вашей помощью. Моя добрая матушка, Ивонна Мюллер, тяжело больна. Оспа не щадит ни женщин, ни мужчин, ни стариков, ни детей. Моих сбережений, заработанных на мельнице, хватило, чтобы продержаться пару месяцев, но теперь они подходят к концу. Сиятельный отец, я прошу Вашей помощи не безвозмездно. У меня крепкие руки, острый ум и большая выносливость. Я могу чистить конюшни, убирать выгребные ямы, валить лес. Нет такой работы, которую я не смог бы выполнить. Я прошу лишь о небольшом одолжении. Прошу Вас, умоляю, спасите мою матушку! Во имя человеколюбия и следуя заповедям Божиим! Кланяюсь низко, всегда Ваш, любящий сын и покорный слуга, Дитер».
И ниже приписано другой рукой:
«Не тебе говорить о Боге, гнусный выродок! Ты должен был сдохнуть во чреве, породившим тебя. Забудь мое имя и никогда не вспоминай, или я прикажу выпотрошить тебя, как грязную свинью! Его Сиятельство Готтлиб, герцог Мейердорфский».
Я вскинула голову и с неясным трепетом поглядела на портреты: мужской, изрезанный ножом, и женский, убранный сухими розами. Герцог и мельничиха. Отец и мать.