Он продолжал смотреть в эти глаза, огромные, глубокие, как горные озера. Гладил ее пальцы, по-прежнему лежавшие на его руке.
Он напряженно ждал ответа, поглощенный ее близостью, запахом ее соломенных волос, весенней чистотой глаз, отражавших свет канделябров.
— Вы моя любовь, и еще больше, чем любовь. Вы мое спасение.
В этот момент Шимон, делавший до этого вид, что чем-то занят за камином, решительно шагнул к ним с тарелками в руках.
Теперь власть над столиком захватили услужливые руки старого кельнера. Стол ожил, заблестел, запахло копченой рыбой, соусами, лимоном, икрой. Шимон манипулировал соками так, что казалось, будто прямо из его рук с бульканьем текут желтые струи и падают в сверкающие бокалы.
— Приятного аппетита! — закончил кельнер первый акт своего действа.
— Спасибо, пан Шимон, все выглядит очень привлекательно, — похвалил Анджей, почувствовав, что не на шутку проголодался.
— Начнем, Эва, есть все-таки надо, — сказал он, сделав приглашающий, полный решимости жест.
У Эвы, которая, еще входя в ресторан, боялась, что ничего не сможет взять в рот, теперь не столько от вида уставленного яствами стола, сколько от того, что сидит рядом с человеком, от которого исходит спокойствие, вдруг тоже появился аппетит.
— Стыдно признаться, но я тоже почувствовала голод, а ведь несколько дней не могла даже глядеть на еду.
— Браво! Значит, возвращается здоровье.
— Ваша заслуга.
— Неправда, где уж нам. Это твоя молодость. Она преодолеет любые огорчения.
— Это только слова, останься я здесь одна, аппетит так и не пришел бы.
Они ели, предлагая друг другу закуски. И разговор незаметно перешел на конкретные темы. Анджей подробно расспрашивал о ее жизни, ему было интересно все, что она рассказывала о себе. Чем больше он узнавал, тем большей нежностью проникался к ней, она становилась все более близкой и менее загадочной. Ему казалось, что он уже давно знаком с нею, по крайней мере с того времени, когда происходили события, о которых она рассказывала. Накануне, в ту ночь, он многое услышал о сложных перипетиях Эвиной жизни, о школе, об отце, о Роберте, и сейчас каждая новая подробность делала ее более близкой.
— Не удивляйся, что я так подробно расспрашиваю о тебе, но ведь о близком человеке хочется знать все, — оправдывался он.
— Это правда, — подтвердила Эва, глядя ему в глаза.
В ее взгляде он прочитал и упрек, и просьбу рассказать о себе.
— Как я понимаю, ты хочешь, чтобы и я рассказал тебе немного о себе.
