Андрей легонько толкнул скрипучую калитку, сделал два шага, нагнул голову - тут должна быть ветвь старого каштана, - поднял руку: вот она, ветвь…
Отца дома не оказалось: он дежурил на маяке.
- Надолго, либо опять на неделю? - с тревогой спросила мать, Анна Ильинична, глядя, как Андрей с жадностью ест холодный постный борщ.
- Насовсем! - ответил Андрей.
«Плохо живут мои старики, совсем плохо!» - подумал он, вытаскивая из черствого хлеба колючие соломинки.
- Ну, как вы тут? Как жили-то?
- И не говори, Андрюшенька! - вздохнула мать. - Через край горя хлебнули. Буржуи и эти, как их… интерветы…
- Интервенты, - улыбнувшись, подсказал Андрей.
- Они самые… Ох, и лютовали! Город весь подчистую ограбили и всё на броненосцы свои свезли. А людей честных порешили видимо-невидимо. Облавами ходили. Сашу соседского, Калинченкава сына, - он в большевикд записался - расстреляли. Трофима Захарыча, слесаря, - помнишь его, небось, - утопили…
- Как утопили?
- Заявились к нему ночью на квартиру солдаты с жандармами, схватили, на барже в море увезли и утопили. Битком набили баржу рабочими и всех потопили.
- Звери! - промолвил Андрей.
- Хуже зверей, - сурово оказала Анна Ильинична. - И нашего старика чуть было не убили. Да спасибо, матросы французские вызволили его. «Беги, - говорят, - мы тоже за коммуну…» Кабы Красная Армия в Одессу не пришла, всем бы нам конец!
- Ну, а сейчас как?
- Душой-то мы вздохнули свободно, а на базаре ни к чему не подступись. Позавчера старик принес получку - бумаги много, я и не сочту. А купила чего? Самую малость. Да и обмухрыжили меня сдачей - фальшивых дали. Денисыч ругается: «Чем, - говорит, - ты глядела?» А я и не разберусь в этих миллионах… - Мать пристально поглядела на сына. - На село бы надо перебраться. Двое вас теперь, мужиков. Земля накормит. У нас с Молдаванки многие на село подались.
Андрей ничего не ответил. Поев, он достал из чемодана украинскую шаль и шерстяную фуфайку.
- Вам с папашей!
- Ну к чему тратился? - растрогалась мать, с явным удовольствием разглядывая подарки. - Старику очень такая штука нужна: холодно ему там, на башне, года-то уж не те. - И вдруг неожиданно спросила: - Жениться-то не надумал? Чужих ребят нянчу, а внучонка, видать, не придется. - Она вздохнула. - В родильном ведь я сидельничаю.
Андрей хотел спросить о Кате, но мать не знала о их любви. Что же теперь делать? Он понимал, что, конечно, и в Одессе не сразу наладится мирная жизнь, но никак не мог уразуметь, почему Серафим Ковальчук, боцман Черноморского военного флота, служит в дворниках. Неужели для бывалого моряка не нашлось другой подходящей работы? Верно, сам Андрей ничего толком пока не знал, нигде еще не был-, ни с кем, кроме боцмана, не говорил, но усталость, боль в открывшейся ране, происшествие в вагоне, обыск на вокзале вывели его из обычного равновесия.
