Носилки с телом покойного установили на козлы перед алтарем, рядом с ракой, в которой предстояло упокоиться мощам святой Уинифред. Алтарь в часовне был маленький и незатейливый, рядом с носилками он казался совсем крошечным, а проникавшие сквозь узенькое восточное оконце солнечные лучи едва рассеивали полумрак, царивший в часовне. Приор Роберт принес ларец с алтарными покровами, ими накрыли козлы, на которые поставили носилки с телом Ризиарта. После этого слуги тихонько удалились.
— Завтра утром, — промолвил Сионед, — я приду сюда поблагодарить тех, кто ночью будет молиться, испрашивая милости для моего отца. И так я буду делать каждое утро, пока мы не предадим его земле.
Она почтительно поклонилась приору Роберту и, поправив обрамлявший лицо плат, ушла, не промолвив больше ни слова и даже не взглянув на брата Кадфаэля.
Ну что ж, подумал монах, пока все идет как задумано! Тщеславие Роберта, а может быть, в какой-то мере его сожаление о случившемся предоставили шанс прояснить это дело, — теперь надо им воспользоваться и посмотреть, что из этого выйдет.
Очередность, в которой монахам предстояло нести бдения, приор определил сам, не советуясь ни с кем из братьев, кроме отца Хью, пожелавшего провести в часовне первую ночь и открыть свое сердце святой, буде она соблаговолит явить знак своего присутствия. Напарником священника выпало быть брату Жерому, назойливая угодливость которого порой изрядно досаждала Роберту. Так или иначе, выбор приора Кадфаэля вполне устроил. Пока по крайней мере никто не знал о том, что должно произойти завтра утром. Остальные братья будут, конечно, предупреждены, но и им никак не удастся уклониться от испытания кровью.
На следующее утро, когда монахи пришли к часовне, там уже собралось немалое число гвитеринцев, которые, впрочем, не лезли на глаза, а выглядывали из-за деревьев на опушке леса или скрывались в тени благоухающих зарослей боярышника. Только после того как приор и его спутники вошли в часовню, валлийцы молча высыпали на поляну и подступили поближе. Первой к часовне подошла Сионед бок о бок с неразлучной Аннест. Гвитеринцы расступились, пропуская девушек, а когда те прошли в часовню, сгрудились в дверях, загородив их так, что свет утреннего солнца не мог проникнуть внутрь, и лишь горевшие на алтаре свечи разливали свой бледный свет над ложем, где покоился мертвец. Отец Хью поднялся, с трудом разгибая затекшие колени, и ему пришлось опереться о массивный деревянный аналой. Брат Жером, молившийся у соседнего аналоя, вскочил резво и проворно. Кадфаэль с подозрением подумал об иных не в меру благочестивых братьях, которые, случается, засыпают, уронив голову на сложенные на аналое руки. Впрочем, сейчас это было не важно. Маловероятно, чтобы в ответ на молитву Жерома разверзлись небеса и в знак всепрощения пролился дождь из роз.
