Куда ты скачешь гордый конь… | страница 146
Брюс часто ездил в легких санках по заснеженной Москве. В тяжелой медвежьей шубе, в шапке надвинутой на самые глаза, он даже не накидывал теплый полог на ноги и так от него шел пар, как от печки.
– …Эй, Брюс! Брюс!.. Я тебя не боюсь! Поделись своим золотом! Подари звездочку с неба! – Бежали за санками и кричали ребятишки.
Их не пугали страшные стражи колдуна, появившиеся у него в Москве, как бы прилетевшие с первыми зимними вьюгами. Стражи эти и впрямь могли внушить ужас любому, раздувая и так молву вокруг чернокнижника. Было их четверо. Видом – сущие волки. Огромного роста в волчьих коротких душегреях и малахаях с вечными кручеными ногайками в руках. Цветом медовых не мигающих глаз, в глубине которых вспыхивали огоньки смерти, очень напоминали они заплечных дел мастеров, что когда-то при самом Федоре Ромодановском, страшном князе-кесаре, обретались. Правда, когда это было? Столько ведь и не живет никто. Оттого и пошла молва, что чернокнижник Брюс мертвецов оживляет и себе служить заставляет. Правда другие люди баяли, что это и не мертвяки вовсе, а просто нечисть. Али волкодлаки какие, но тех не слушали. Ребятня слуг страшных не боялась, да и не били они никогда ребятню, своими ногайками семихвостками. Так только, глазами жутким зыркали, да страшные рожи корчили, и только. Еще баяли, что в башне у колдуна живет железная кукла, коя по велению мысли Брюса ходит, говорит, фехтует, смеется бесовским смехом и поет непотребные песни. А держит он ее там, дабы охраняла она его бесовское место, где он золото изготовляет, камни драгоценные из воска медового льет, и эликсир жизни добывает, коим и мажет сей статуй.
Арап Петра – Абрашка Аннибал, сосланный Меньшиковым в Сибирь и отсиживающийся в Сухаревой башне под колдовским плащом Брюса, смеялся над байками этими в голос и действительно непотребно ругался по ночам, перепив крепких настоек, на которые был горазд Яков.
Ребятишки, еще бывало, провожали санки Брюса, когда они летели по свежему снегу к Серпуховской заставе, где в ордынских улицах и татарских переулках прятались неприметные избушки звездников – волхвов старых, что гадать по звездам учены, по планетам, по луне. К тем, что знали заговоры старые, видели будущее туманное, хранили знания сокровенные. Там он был свой, Там он был Великий Мастер, там его многие знали по древнему имени Микулица.
Говорили еще, что есть у него страшная огнеметная пищаль. Притом, мол, видели, да вот только очевидцев этих было не сыскать, но то, что видели своими глазами, то доподлинно, как летал чародей на полах своего плаща черного, как на крыльях над святой Москвой. Облетал вкруг города, а где садился – там вздымалась к небу огнина великая. А днем видели на том пожарище кошку. Одни говорили как зола черную, другие, как пепел серую. Мало, правда находилось смельчаков задавать про это вопросы самому Якову Вилимовичу, но если кто и отваживался, отвечал он всегда. Отвечал лениво и с достоинством, что, мол, чего только молва народная кому не приклеивала, да все вымыслом оборачивалось, а вот построит он усадьбу в имении, императрицей пожалованном, под названием Глинки, тогда милости просим к нему, чудес смотреть.