Олег почувствовал, что медленно краснеет.
— А теперь, выходит, поманил тебя татарин лукавый и всё можно забыть? Тебе в тот раз люди поверили и наперёд тебе свою любовь отдали, а ты, как вертлявая невеста, к первому же, кто позвал, готов бежать.
— Замолчи! — вскинулся Олег.
— Нет уж, выслушай, великий князь! Мамат-Ходжа предатель, я это нутром чую. Но даже если бы и не был он предателем, я всё едино не дал бы согласия на совместный поход против Москвы с ордынцами!
Олег хотел было сказать, что никто согласия выжившего из ума старика и не спрашивает, но, встретившись взглядом с его пронзительно-голубыми глазами, осёкся.
— То ты Бердибеку подарки не хотел посылать, зазорно тебе было, а теперь собрался московских смердов арканить вместе с татарином?! Сие не зазорно?
Олег отвернулся, подошёл к окошку, поглядел на просторный двор, где что-то строили холопы.
— Что же делать? — спросил он. В голосе прозвучала та же мальчишеская растерянность, как недавно в разговоре с Васятой и Епишкой о судьбе Даши.
— Хитрить, переговоры вести, а самим не спешить. И доверь это мне, великий князь, — у тебя пока ещё всё на лице написано...
Затягивая переговоры, тысяцкий и дворский стали потихоньку отправлять на север полки и имущество. Послам же говорили, что у Рязани войск почти не осталось.
По ночам в непроходимые мещёрские чащобы тайно уезжали боярские семьи, дружинники везли добро.
Уходили в леса и крестьяне южных и юго-восточных, граничащих с Диким полем, волостей княжества. Так что когда на юге появился с войском царевич Мамат, сопротивления ему никто не оказал, но и грабить было нечего.
Стремительным броском Мамат продвинулся к границам Москвы, как бы подтверждая своё доброе расположение к рязанцам, но это не успокоило тысяцкого. Он продолжал уводить людей, щедро одаривая посланцев Мамата серебром.
Так долго продолжаться не могло: это понимали все. Действительно, в приграничных с Москвой землях Мамат сбросил маску друга и принялся без разбору грабить и жечь как рязанские, так и московские сёла. Тут и выяснилось, что действовал Мамат на свой страх и риск, не имея разрешения хана Бердибека. Мамата вытребовали в Сарай, где судили и за самовольство казнили.
Однажды в середине лета князь Олег и Васята возвращались с дальней рыбалки. Дорога вывела к околице деревеньки, холопы и челядь отстали. Справа от дороги, в густых кустах дикого малинника, неожиданно мелькнула полускрытая ветвями тропинка, словно лаз в таинственную сумрачно-зеленую пещеру. Олег осадил коня, кивнул Васяте на лаз: мол, сбежим, и, ни слова не говоря, нырнул, пригнув голову, вместе с конём в манящий неизвестностью сумрак. Васята, поняв князя, последовал за ним. Молодые люди притаились в кустах и вскоре услышали растерянные голоса холопов, потерявших господина.
