Стёпка лежал с закрытыми глазами, наверное, всего несколько мгновений, но ему они показались вечностью. Когда он, решившись, открыл наконец глаза, то первое, что увидел, был давешний татарин с луком в руках. Он выглядывал из калитки, пытаясь понять, куда спрятался мальчишка. Стёпка вжался в землю и замер, преодолевая страстное желание почесать те места, где наиболее яростно искусала его спасительная, но жгучая трава.
Наконец послышались гортанные крики ордынцев, ржание коней, топот удаляющихся копыт. Только теперь мальчик позволил себе выбраться из крапивы. Всё тело свирепо чесалось, каждый оголённый участок кожи побагровел и вспух, хотелось полить их скорее водой. Внезапно за деревьями взметнулось пламя. Стёпка побежал к дому и в ужасе замер: дом полыхал.
Огонь стремительно пожирал сухое смолистое дерево, словно привлечённый затейливой резьбой, украшавшей наличники, фигурные балясины, стрехи. На ступенях высокого крыльца с клинком в руке лежал отцов меченоша, из груди его торчала стрела. А чуть выше — на крыльце, Стёпка, едва глянув, тут же зажмурился, но что-то заставило его опять посмотреть туда, — лежал отец. Что-то неестественное было в повороте его головы: лежал ничком, а лицо обращено к небу. Стёпка в ужасе закричал тоненьким голосом — голова отца была отрублена. Мальчик на внезапно ослабевших ногах медленно пошёл к дому, но тут пламя взметнулось, охватив крыльцо и сени, и поднялось сплошной стеной. Огонь обдал Стёпку таким сильным жаром, что у него затрещали волосы на голове.
Мальчик попятился, выскочил со двора и опрометью бросился бежать. Кругом всё горело, лежали трупы мужиков, баб, стариков, детей. До самого вечера просидел Стёпка на берегу реки под раскидистой ветлой. Пожар медленно затихал, рушились бревенчатые стены домов, оставляя лишь сложенные из глины печи. Ещё вчера в них варили, парили, жарили в ожидании отцов, братьев, мужей, что возвращались из удачного похода.
Наконец мальчик встал и побрёл к мосту — десятку лесин, переброшенных с одного берега реки на другой. Деревья смывало в каждый паводок высокой водой, но мост упорно восстанавливали под надзором тиуна мужики из деревушки. Лесу хватало, а поставить мост на опорных срубах силёнок у деревни было маловато, да и зачем?
Стёпка остановился на середине моста и оглянулся. Крыша боярского терема давно рухнула, и теперь на том месте, где раньше стоял дом, торчали лишь высокие трубы поварни. Мальчик тяжело, по-взрослому вздохнул, шмыгнул носом, утёр рукавом сухие глаза — слёзы легко появлялись у него от любой домашней обиды, а сегодня словно высохли в испепеляющем дыхании пожара — и зашагал прочь.
