Многоликий. Олег Рязанский | страница 21



В своей светёлке Стёпка продолжал буянить, не желая ложиться, потом расплакался, повторяя, что никогда, никогда не спит днём, но вдруг, неожиданно сморившись, уснул.

Проснулся он от громких криков. Внезапно в светёлку вбежал дядька, грубо выхватил мальчика из постели, кинул, словно мешок, на плечо и выскочил в переход. Ничего не понимающий со сна Стёпка забарабанил кулачками в спину дядьки, крича:

   — Пусти меня, пусти!

Издалека донёсся громкий голос отца:

   — Все уходите в заречный бор! В заречный бор! Я их задержку!

И отчаянный крик матери:

   — Нет! Я с тобой!

Дядька побежал к лестнице, ведущей с гульбища на хозяйственный двор, рванул дверь, больно стукнув Стёпку о косяк, и кубарем скатился вниз. Только теперь Стёпка разобрал непонятные, леденящие душу крики: «Хуррр! Хуррр!» Он попытался вырваться, но не смог, а дядька уже бежал по двору, приближаясь к задней калитке. До ушей Стёпки опять донёсся голос отца:

   — Ко мне, други, бей поганых!

Стёпка снова забарабанил кулачками в широкую спину дядьки, пытаясь освободиться и спрыгнуть на землю, чтобы бежать туда, где сражался отец и осталась мать, как вдруг с ужасом увидел: рядом с его рукой в спину дядьки впилась татарская стрела. Дядька сделал ещё два шага и рухнул на землю, больно придавив Стёпку своим грузным телом. Это спасло мальчика: над самой его головой в плечо старика впилась ещё одна стрела.

   — Ползи в крапиву... беги... спрячься в заречном бору... — прохрипел дядька.

С каждым словом изо рта его толчками шла кровь. Из последних сил он приподнялся, чтобы освободить Стёпку. Мальчик ужом скользнул в заросли крапивы, стеной стоявшей вдоль забора. Перед тем как нырнуть головой в жгучую зелень, он оглянулся.

На крыльце стоял кривоногий, широкоплечий улыбающийся татарин. Неторопливо накладывая на тетиву короткую оперённую стрелу, он не спускал прищуренных глаз с мальчика, словно предлагая тому поиграть со смертью в прятки. Стёпка бросился в крапиву.

Стрела прошуршала в крапивных листьях над головой мальчика, он дёрнулся в сторону и пополз вдоль забора, обжигаясь, плача, боясь приподнять голову. Вдруг он вспомнил, что здесь, где-то рядом, должен быть собачий лаз, прополз вдоль забора ещё локтей пять и, юркнув в дыру, оказался за пределами двора. Немного отдышавшись, Стёпка осторожно раздвинул стебли крапивы и огляделся. Шагах в тридцати от него другой татарин догонял старого печника, тот бежал, втянув голову в плечи, когда же понял, что не уйдёт, то остановился и обернулся, желая встретить смерть яйцом к лицу, как и подобает мужчине-воину. Татарин взмахнул саблей, но старик увернулся и, вцепившись в руку врага, повис на ней всей тяжестью своего сухого тела. Татарин ударом свободной левой руки отбросил его от себя. Свистнула сабля — Стёпка с ужасом увидел, как седая голова покатилась в пыль. Мальчик зажмурился. Эта страшная картина преследовала потом его по ночам многие годы...