Она вырвала флягу из рук растерянной девки и поднесла к губам.
- Она видела, понимаешь... она видела... и ей ты не скажешь, что я умом повредилась, что несу невесть что... клятва... знаешь, в чем радость безумия, Зослава? Мы не ведаем, чего творим... мы не властны над своим разумом, а значит, ни одна клятва... они слетают, как слетают оковы...
- Савушка, - простонал боярин. - Это у нее... после того, как сыночка нашего потеряла... вот и повредилось, все ей мерещится глупое...
- Мерещится, - Красава сделала глоток. - Никак иначе... а знаете, что обидно? Я потеряла. А он... у него наследник недавно родился... а ведь клялся, что изменять не станет... и она клялась, что мы с нею вдвоем... сестры... до скончания времен сестры. И они тоже безумны, если клятвы их ничего не значат. Как вы думаете?
Ее взгляд вдруг потускнел.
И пальцы разжались, но ловкая девка не позволила фляге упасть. Другая и боярыню подхватила.
- Вы уж извините, - боярин шапку кое-как напялил, лысину прикрывая. - Не думал, что она этакое учинит... хворая она... вроде и здоровая, а как распереживается, то и несет невесть что.
И глянул так, искоса, мол, верю ли...
А я чего? Кивнула. Мол, так и есть.
Хворая
А хворым многое простительно, даже клевета на царицу-матушку.
Глава 4. Про царицу-матушку и ея милости, от коих не откажешься
Глава 4. Про царицу-матушку и ея милости, от коих не откажешься
Арею только и дали время, что помыться.
А может, мылся он слишком долго. Сначала все глядел на купальню, не способный заставить себя переступить порог. Вид воды вызывал тошноту.
Отторжение.
А ну как коснется она кожи, та зашипит, и пламя погаснет.
Это не он - оно, упрятанное под сердцем заветным угольком силы - беспокоилось. И Арею стоило немалого труда беспокойствие унять.
Он сделал шаг.
И другой.
Вдохнул влажный тяжелый воздух. И осознал, насколько грязен. Зарос. Одичал. Одежда и та к телу прилипла. Вон, Хозяин, показавшись, кривится...
- Я ж не сам, - сказал Арей и рубаху стянул.
Ее проще выкинуть, чем отстирать, да только не в его положении одеждою кидаться. Гордость гордостью, а все ж он, Арей, как есть нищий.
- Сюда клади, охламонище, - велел Хозяин, пальчиком на лавку указывая. - Пришлю кого из молодших... а то ж и вовсе закоростишься...
Спину, что характерно, потереть не предложил.
В купальнях по предрассветному часу было тихо. И благостно.
Горячая вода.
Местное мыло, пусть и не духмяное, темное, но едкое. И грязь, казалось, слоями сползала с кожи. И сама эта кожа делалась тоньше.
