Так о щ у щ а л. Ночью особенно. И утром. Лежит на спине, руки за голову — всегда так спал, — и кажется: все, что сейчас слышит: гудок ли далекий не то паровоза, не то парохода или вот лай Тузика во дворе, и видит что: комод ли с зеркалом туалетным или мерцающую лампадку, и, днем гуляя, играя, слышал что и видел — все словно плывет в него, с воздухом вдыхаемым входит.
И приятно, и радостно — даже рассмеяться хочется.
Будто он — в с ё: и земля, и звезды, воздух и все люди, кого знает и не знает, всё — он.
И тянет-тянет в себя воздух, и все еще не втянуть, все еще много. Выдыхает. И снова пьет, как пустыней истомленный, из источника.
И радость, радость — хоть смейся!
Так принимало жизнь о т к р ы т о е сердце. И потому был счастлив и хорош Андрюша.
П р о с т о й, как все, и оттого н е о б ы к н о в е н н ы й.
Все — просты и хороши, все необыкновенны, но боятся ли, стыдятся, как наготы, — простоты своей, и одеждою — необыкновенностью укрывшись — н е о б ы к н о в е н н о с т ь скрывают.
Ибо и с т и н н а я о н а — в обыкновенности.
И потому не могущие воспринять ее, я в н у ю ее — тайною делают.
И потому, что прост был Андрюша, хорош, — хорошо и всем от него было.
И объясняя счастье свое сердцем открытым, не объясняя, а ощущая, верил ли, ощущал ли опять, что богатырь он сказочный, с землею слитый: земля и богатырь — одно.
Слышал ли, читал ли такую сказку, или детский п р о с т о й ум, как всегда сказками плодовитый (из всего сказку делает), был причиною, но вышло так: он — богатырь, какого не осилит никакая сила, так как слитый с землею — непобедим. И потому что сердце у него открытое, а значит — большое, как думалось Андрюше, то и грудь у него такая широкая и крутая, богатырская.
По сердцу и грудь была.
А от всего этого всегда хорошо было. Не скучно и не страшно.
Если иной раз и возьмет робость в темноте — стоит сказать в темноту:
— Страшно.
И выйдет облаченный в слово страх и растворится в темноте. Так же и со скукою.
— Скучно.
И — нет скуки. И легко.
Все равно что груз какой, тяжесть. Если разложить на всех — незаметно, будь в грузе этом хоть миллион миллионов пудов, а на всех и золотника не останется.
Андрюша любил воду. Капля, волна и озеро, море — одно — всё.
Как и он в постели — всё. Так и море.
Потому море и любил. Вода, море — дружное. Если бушует море — все бушует; спокойно — все оно спокойно. И люди, если в м е с т е, такие же. Любил многолюдие.
Улицу предпочитал двору, улице — сад городской.
