"Не пора ли, друзья мои, нам замахнуться на Вильяма, понимаете ли, нашего Шекспира?" — вопрошал персонаж из культовой кинокомедии. Вот главный современник Елизаветы — Уильям Шекспир. О нём сочинено и высказано куда больше, чем удосужился написать он сам. Загадка на все века — кем он был: банальным "подмастерьем от искусства", которому приписаны творения тайного гения, или же сверхъестественным феноменом всех времён и народов? Наше восприятие Шекспира — многогранно и универсально: от прозвища "русский Гамлет", данного Павлу I, до рефлексирующего Гамлета-шестидесятника в исполнении Иннокентия Смоктуновского. В одной англоязычной статье говорилось, что у каждого народа — своё прочтение Шекспира — и свой любимый персонаж. У русских и немцев значился Гамлет: дух возвышенной трагедии, вечные вопросы и философия даже на уровне могильщиков. Дело даже не в том, что на эту пьесу обратили взор ещё в эпоху рождения императорского театра. Принц Датский — незримо присутствует. Чехов признавался: "Я московский Гамлет. Да. Я в Москве хожу по домам, по театрам, ресторанам и редакциям и всюду говорю одно и то же: Боже, какая скука!". Именно "Гамлета" играют подростки из книжки "Дневник Кости Рябцева" Николая Огнева. Главный герой — комсомолец 1920-х годов — так и говорит: "Несмотря что буржуазного происхождения, Гамлет был парень всё-таки с мозгами". Или возьмём, например, повесть Радия Погодина "Дубравка", написанную уже в 1960-е годы. По сюжету старшеклассники решают ставить "про to be or not to be", но руководитель кружка отговаривает — не нужно смешить людей. "Они возмущались, доказывали, что Гамлет для них прост, как мычание. Перессорились между собой. И на следующий день согласились ставить "Снежную королеву"".
А мы переходим к следующему английскому портрету, и тут же возникает мотив: "Но почему аборигены съели Кука? За что — неясно, — молчит наука. Но есть, однако же, ещё предположенье, что Кука съели из большого уважения", — пел ироничный и взрывоопасный русский бард Высоцкий. Разумеется, никто и никого не ел, но тема путешествий и мореплавания была когда-то самой любимой у двух "неевропейских" народов. У англичан — от островной тесноты и жажды приключений (не говоря уже о стремлении к золоту); у русских — напротив, от неизбывной любви к пространству, хотя, меркантильный интерес тоже никто не отменял. Перед нами — тот самый Джеймс Кук: жёсткое лицо, букли по моде Галантного века. Не съеденный, но убитый. Вот как описывал его финал один из моряков: "Увидев, что Кук упал, гавайцы издали победоносный вопль. Тело его тут же втащили на берег, и окружавшая его толпа, жадно выхватывая кинжал друг у друга, принялась наносить ему множество ран, так как каждый хотел принять участие в его уничтожении". Фабула опасных морских путешествий, открытий, стычек с аборигенами когда-то занимала наших мальчишек: недаром всё тот же Высоцкий — бывший дворовый пацан с соответствующим набором пристрастий — то и дело обращался к подобным персонажам.
