Людомар промолчал.
— Сколько нас должно идти с тобой?
— Чтобы хватило норы закрыть.
— Норы? Какие норы?
— Из которых вода перетекает с Глухолесья в Черный лес.
— Так ты мне ничего об этом не рассказал.
— Я забыл.
— Тьфу, — ударил себя по ляжкам холларк. — Говори… говори же, беда лесная! Скорее говори!!!
Охотник сбивчиво рассказал все как было да приписал отчего-то, что теперь у кромки Редколесья можно встретить одука. Холларк пропустил последнее мимо ушей.
— В ночь поведешь нас. Ах, — он скривился так, словно в него попала стрела, — не смогу я. Холкуны всполошатся. За себя отправлю Тугута. Он незаметнее всех у меня. Ты иди отдохни. Ох и верно. Вы ж не спите подолгу. Ну тогда поешь иди. Сил много надо будет.
****
Ночь медленно опускалась на землю. Неожиданно для себя людомар получил то, что недавно так страстно желал — покой. Он лежал на крыше дома холларка и дремал, разомлев под лучами заходившего солнца.
В животе его плескалась целая бутыль настойки, съеденный гусь и еще пол цыпленка, кусок хлеба да две запеченные луковицы.
Оружие свое и щит он разложил вокруг себя и лениво поглаживал сталь клинков и наконечников.
После выпитого на него враз напала необъяснимая любовь ко всему миру, наплевательство на все беды и несчастья, сокрытые в гуще Чернолесья и необоримая энергия много сделать и свершить. Со столь громадной жаждой действовать он удивительно легко засыпал.
— Эй ты! — По крыше несколько раз стукнули словно молотом.
Людомар вздрогнул и посмотрел на звук. Он увидел бюст холкуна: небольшую молодую голову на бычьей шее и мощном торсе. Холкун высовывался из люка в крыше и манил к себе охотника.
— Пора.
Людомар лениво потянулся и нехотя поднялся.
Они спутились по потайной лестнице прямо в подвал под домом холларка. Все помещение было забито воинами. Их кожанные доспехи, густо утыканные массивными гвоздями острием наружу создавали впечатление, что людомар скоро возглавит толпу коричневых ежиков, рвущихся в бой.
Однако все холкуны, находившиеся здесь, выглядели чрезвычайно серьезно. Их головы покрытые мохнатыми шлемами с железными ободами, торгавшими вверх острыми пикообразными вставками, повернулись на людомара и ждали его действий.
Тугут встал рядом с охотником.
— Не греметь оружием. Не говорить. Не шептать. Тихо идти.
Он обернулся к невысокого роста служке и кивнул. Тот подвинул какой-то рычаг. Раздался щелчок такой силы, от звука которого с Сына Прыгуна слетели остатки дремы. В углу одной из стен подвала открылась небольшая дверца.
