Ежедневные приборки с надраиванием всех судовых медяшек, субботние большие приборки с драйкой деревянной палубы красным кирпичом, тотальной уборкой помещений судна и обязательным контролем чистоты белоснежным платком шкипера. Шлюпочные учения в открытом море, гребля и ходьба под парусом. Мы мужали, на свежем ветре и солнце загорели, на качку не обращали никакого внимания. Выработалась походка – враскачку, по-медвежьи.
В конце августа пришли в Архангельск, здесь нас коллективно выпустили в увольнение. Запомнилась улица Павлина Виноградова, большевика, с деревянными тротуарами и памятник Петру Первому. В порту стояло много военных судов, в основном небольших – тральщики, сторожевики. После Архангельска пошли на восточный берег Белого моря. Заходили в Летнюю Золотицу, Сюзьму – мелкие деревушки в устьях рек.
На переходе в Архангельск стоял на вахте рулевым, вахтенный помощник, второй штурман, подменил меня с тем, чтобы я понаблюдал свечение моря. В глубине моря, потревоженные движением парусника, загорались и гасли зеленоватые звезды. Во время очередной стоянки в Летней Золотице произошла забавная история. Погода была пасмурная, но дождя не было. Мы делали большую приборку, радист включил радиолу. Вдруг с юта раздался крик: – Тюлень, ребята! Скорей сюда! Я прервал драйку латунного иллюминатора и побежал на корму. Сначала я ничего не увидел. Вдруг из воды показалась голова, похожая на собачью. Вышедшая на шум радистка кинулась к планширю: – Стрелка! Стрелка! Кто собаку за борт выкинул? Ответом ей был громкий смех курсантов, подкрепленный звонким лаем Стрелки, нашей любимицы, которая лежала неподалеку и по крику радистки бросилась с лаем к ней. Тем временем тюлень, несмотря на наши крики, не уплывал. На шум прибежал старпом узнать в чем дело. При виде тюленя у него разгорелся охотничий инстинкт, но за неимением на борту огнестрельного оружия он мог довольствоваться только ракетницей. Срочно послали в рубку за ней, но пока ее принесли, тюлень уже скрылся. В три бинокля мы осматривали море, но тюлень исчез. В это время на яле с берега вернулся капитан. Когда ему рассказали об этом переполохе, он спросил: – А радиола играла в это время? Мы припомнили, что радиола была выключена. – Напрасно, друзья, искали, он все равно не показался бы!
Позже он рассказал, что тюлени имеют вкус к хорошей музыке.
Первого сентября мы вернулись в Архангельск и встали на якорь в устье Северной Двины, на траверзе острова Мудьюг, где во время революции англичане и американцы, оккупировавшие наш Север, устроили концентрационный лагерь. После ужина в кубрик спустился Сергей Павлович, второй штурман. Низенький, крепкий, в ватнике и сапогах, в неизменной мичманке. – Ну, моряки, кто со мной на шлюпке пойдет? – Под парусом? – спросил я.
