Пока ехала, я боялась предстоящего разговора с отцом Александром; теперь же исповедь казалась непременным, естественным итогом моего пребывания в церкви.
Я дождалась, когда прихожанки, подойдя под благословение, постепенно покинут храм, и только тогда обратилась к батюшке:
— Отец Александр, я хотела бы исповедаться.
Священник, конечно, узнал меня. Он кивнул и жестом пригласил пройти в левый придел.
— Я слушаю вас, — слегка наклонив ко мне голову, мягко произнес он.
Любимый, это было непросто: рассказать твоему другу о том, что я изменила тебе. Я сразу расплакалась, а отец Александр терпеливо ждал, когда я смогу говорить. Он нахмурился и помрачнел, слушая мой сбивчивый покаянный рассказ. Я не щадила себя, поверь, не оправдывала, не перекладывала вину на молодого парня. И про сон рассказала и про иные искушения. Самым страшным было долгое молчание Александра после того, как я умолкла, сморкаясь в платок. Он молчал и тогда, когда я с мольбой в глазах ожидала ответа. Конечно, я понимаю, что прощение дает не он, не он отпускает грехи. Исповедник — всего лишь посредник. Но в этот момент я ждала его решения, как бы ждала воли Всевышнего, пусть это звучит кощунственно.
Наконец, не выдержав этого страшного молчания, я спросила:
— Что мне делать? Как жить дальше? Что мне еще сделать с собой, чтобы искупить этот грех?
Батюшка покачал головой:
— Не надо придумывать страдания, ибо вкусишь их полной мерой.
— Будет расплата? — шепнула я обреченно.
— Будет.
— Я должна рассказать все Коле? Он простит?
— Он человек, такой же немощный, грешный, как все. Нет, не простит. Я знаю его.
— Расстаться с ним? Это будет расплатой? — в ужасе спросила я, ожидая утвердительного ответа.
— Нет, — тихо произнес отец Александр. — Ему не надо ничего рассказывать.
— Но как же жить?!
— Покайся и впредь не греши.
— Да-да, конечно! — снова заплакала я, но уже просветленно.
Так чувствуют себя дети, которых родители отчитали за провинность, но простили, наказав не делать так больше. Я ощутила легкость, будто непосильный груз свалился с моих плеч. Я ничего не забыла и не простила себя, но мне стало спокойно и ясно. Отец Александр дал какие-то указания старушкам служительницам, и мы отправились в дом. Мне показалось, батюшка стал больше сутулиться…
В доме царило оживление. Настя хлопотала, выставляя пироги и разливая суп. Гости встретили нас громкими приветствиями.
— Я помогу тебе, — сунулась я было на кухню к Насте, но она выпроводила меня со словами:
