Страшный вор и грабитель…
Горе мам, горюшко, великое горюшко!
«Медведь» неуклюже топтался под песню, «грыз» веревку, несколько раз перевернулся через голову и снова принимался топтаться на месте, рычал. Порой Иван дергал шнурком, протянутым под рукавом, и тогда пасть «медведя» открывалась и снова закрывалась, щелкая.
Парень хохотал, молодки хлопали руками.
— Ай же! Про писаря-то верно! Еще бы про перышко, что за ухом таскает.
— Хорошо! Так их!
Хор получился слаженный, сильный.
В каждой избе ряженые пели и танцевали, «медведь» топтался, вырывался, рыча, пытался обнять женщин, а то принимался плясать вприсядку. Дети визжали, дразнили его. Восторгам, взвизгиваниям не было конца, когда Евмений просил «медведя»:
— Мишенька, сосчитай до пяти! — и тот топал мохнатой ногой пять раз.
— Он у меня ученый: и петь умеет, и стихи говорит… — хвастался Евмений. — Ну-ка, Мишка, скажи нам, чем же Русь славна?
«Медведь» прорычал:
Несчастьем, жизнью колкою,
Романовым Николкою,
Развратницами Сашками,
Расшитыми рубашками,
Полнейшею разрухою
И царскою сивухою.
— Верно! Еще Удавушкой-свинухою! — выкрикнул взъерошенный старик, сидевший на лавке, в восторге хлопая себя по колену.
Молодая корявая женщина прикрикнула на него:
— Помолчи, тятенька! Может, они выведывать пришли? А ну-ка, вы, уходите с добром! Идите-ка!
…Свободного времени у Ивана было все меньше. По вечерам он устраивал в школе читки Некрасова, Успенского, Толстого.
Все больше приходило на них людей.
Аглая Петровна как-то сдержанно спросила:
— Куда вы хотите вести фоминских крестьян?
Иван удивленно развел руками:
— Я вас не понимаю.
— Зато я давно поняла, что вы такое, господин Малышев. Вы говорите крестьянам о несправедливости и зовете к борьбе. Вам нужно, чтобы все блага земные были разделены поровну. Зачем вы смущаете народ? Мы здесь жили дружно. Никаких противоречий между людьми у нас не было.
— А с Удавом тоже дружно жили? — спросил Иван.
Не отвечая ему, Аглая Петровна продолжала:
— Будет время, крестьяне сами соберутся в общины. Но не нужно никакого уравнивания. Вас губит, что вы делите людей на классы. Ну какие в деревне классы?
— Вы заблуждаетесь, Аглая Петровна. Ваши мысли — это мысли эсеров. Это вас здорово далеко заведет.
Аглая Петровна вспыхнула и посмотрела на него злыми глазами.
Иван после этого разговора потерял интерес к своей начальнице, но стал осторожен.
«Ошибаюсь я в людях, — вывел он. — Ведь мне вначале показалось, что она знает жизнь. Всех уравняла: нет ни кулаков, ни Удава, ни писаря, нет и бедноты».
