— Благодарю. Постараюсь быть.
— Простите, Андрей Николаевич, может быть, это и назойливость… Но последние дни мне не нравились ваши глаза: в них усталость. Вам ничего не нужно? Идёт пурга… Может быть…
— Нет. Благодарю. Мне ничего не нужно. И с глазами у меня всё в порядке. Вероятно, отпаялся контакт.
— Какой контакт? — не поняла дама, и голос её прозвучал подозрительно.
— На традевале. Он, знаете ли, поёт, как сверчок. Или как комар. Вероятно, поэтому ухудшилась видимость.
— Вы так думаете? — грустно спросила дама.
Он так и не доставил ей удовольствия позаботиться о нём как-нибудь по-особенному, экстраординарно.
Что ж, её можно понять. Но в зоне Белого Одиночества живут сильные люди. Они приехали сюда, чтобы в необычно трудной обстановке утвердить себя и, главное, отвлечься от всего того, что не давало покоя на людях. Для таких многого не нужно.
И тут Андрей подумал: «Вероятно, и дежурная из той же породы. И у неё, кажется, в самом деле грустные глаза. Интересно, почему она приехала сюда? Разбитая любовь? Неудача в науке? Просто желание увидеть несколько необычных людей, которые собираются здесь под северным сиянием?»
Первый раз за последний год Сырцова заинтересовало по-настоящему нечто не касающееся его участка. Но, как он понял сразу, это произошло потому, что ему просто захотелось отвлечься от главного — зачем его вызывают к традевалу, да ещё к кольцевому? Его проект зарезан. Руководитель отраслевого совета науки Артур Кремнинг оказался на высоте — безукоризненно учтивым, холодным и безжалостным. Он не оставил надежд. А оставаться без надежд в институте, в большой жизни не хотелось. Можно смириться со многим, но не с ярлыком неудачника.
Борис поднял пучки и стал осторожно выруливать на курс. Андрей вздохнул, взвалил на себя пилу, рацию, встал на лыжи и пошёл на вторую делянку. Он снова валил деревья вершинками друг к другу и старался не думать о предстоящем разговоре по кольцевому традевалу. В общем это удавалось.
* * *
Жужжание и взвизги пилы, веер опилок, последний жалобный и почему-то торжествующий хруст в комле падающего дерева, наконец, глухой удар в облаке сверкающей снежной пыли…
Как же это здорово — чувствовать силу в руках, в уже начинающей ныть спине, чувствовать себя хозяином, властителем всего окружающего. Это древнее ощущение силы, могущества нельзя сравнить ни с чем. Ради одного этого стоило удрать в зону Белого Одиночества.
Но было в этом, древнем, и нечто, что смущало Андрея. В его работе жили пусть укрощённые разумом, целесообразностью, но всё-таки элементы разрушения. В данный момент он не созидал, а разрушал созданное природой.
