Что из того, что он знал — сваленное им дерево всё равно обречено на гибель, погибнув, оно отравит жизнь подросту, молоди, помешает лесу. Что из того, что, сваленное, оттрелеванное Борисом на пункт, оно отдаст человечеству накопленную за десятилетия силу и войдёт в великий и целесообразный круговорот обмена энергии и веществ. Всё это Андрей понимал разумом. А чувствами он наслаждался своей силой, могуществом и, если заглянуть поглубже, даже властью над деревьями, животными, всем этим сверкающим льдистым мирком.
Да, из человека не сразу уходит то, что пережили и закрепили в себе его предки. Иногда это прошлое прорывается и как бы изменяет человека. Тогда он находит радость там, где и не думал. Но всё дело в том, что каждое новое поколение воспитывает в себе нечто новое и закрепляет его, чтобы передать дальше, по эстафете. И новое — сильное, молодое — всегда побеждает наследованное.
Вероятно, высшая радость и высшая мудрость в том и заключаются, чтобы ничего из того, что накопили предки и передали потомкам, не отдавать на растление. Нужно использовать всё крепкое и всё прекрасное. Прошлое никогда не мешает настоящему и будущему, если оно служит хотя бы одному человеку, не мешая другим. А если оно к тому же приносит пользу всем, так такое прошлое можно только холить и поддерживать.
И разве плохо, чёрт возьми, чувствовать себя вот таким сильным, могучим и разумно властным? Нет! Это не только неплохо. Это замечательно!
* * *
Андрей разогнулся, посмотрел, как, наращивая скорость, валится древняя, вся в белых потёках старческой смолы, с подсохшей ростовой верхушкой, суковатая ель, как она поднимает тучи поблёскивающей звериными глазами снежной пыли, и ощутил, как под ногами вздрогнула, как от взрыва, земля, и понял: работать ему уже не хочется. Радость, наслаждение предельно простой и в то же время предельно разумной жизнью, видимо, кончаются. Ему опять хочется игры и страданий ищущего ума, взлётов и просчётов.
Но в этот раз он быстро справился с собой и поднял взгляд, чтобы отыскать очередное, выбракованное им дерево. И тут он увидел на вершине ёлки белку. Подняв хвост вопросительным знаком, она быстро и смешно тёрла мордочку лапкой и что-то бормотала.
Андрей прислушался. Теперь это бормотание не показалось ему брюзжанием. В нём слышалось что-то жалобное, просящее, и он с интересом и ещё непонятной, неизвестно откуда взявшейся тревогой стал всматриваться в зверька.
Белка тёрла носик только одной лапкой, а другую держала на отлёте, как попудрившаяся женщина держит пуховку, рассматривая себя в зеркало.
