— Что вы от меня хотите?
— Вот это уже другой разговор, — обрадовался Рукомойников и снова превратился из сурового чекиста в добродушного и гостеприимного хозяина. — Для начала я хочу, чтобы ты меня дослушал до конца.
— Хорошо, — кивнул Коля. — Я буду слушать.
— Тебе не показалось странным, что, получив приказ вернуться домой, Штейн предпочел исчезнуть? Ведь и в самом деле странно! Образцовый офицер, кадровый разведчик-виртуоз, вместо того, чтобы вернуться домой, где его ждала заслуженная награда, бежит к нашим заклятым союзникам.
— Я не знаю, почему он так поступил.
— А я тебе подскажу. После того как ваша основная миссия в Стокгольме провалилась, вы оба стали не нужны Головину. Вспомни, сначала был приказ, отзывающий вас обоих, а потом, после побега Штейна, приказ в отношении тебя отменили и приказали оставаться на месте.
— Да, — согласился Коля. — Все так и было.
— А ты не задумывался, что этим бегством Штейн спас не только свою жизнь, но и твою?
— Почему это — мою? Он шкуру свою спасал.
— Да потому, что устранять вас одного, Николай Федорович, пока Штейн действует в Европе, не имело никакого смысла! Что же вы такой непонятливый-то?! Вы ведь до сих пор считаете Штейна предателем, так?
— А кто он еще есть?
— То есть, то, что человек не растворился в воздухе, а пришел к вам в мастерскую — это для вас ничего не значит? То, что человек, ничего не требуя для себя, принес для Советского Союза документы, за которые Соединенные Штаты готовы платить миллионы долларов, это вам ни о чем не говорит? То, что человек, даже преследуемый своим начальством, даже подвергаясь смертельной опасности, продолжал все это время оставаться настоящим большевиком и разведчиком — об этом вы даже не догадывались?
— Так Штейн?.. — до Коли наконец стало доходить, что его старший товарищ и учитель Штейн никого не предавал.
— Да, — подтвердил его догадку Рукомойников, — Олег Николаевич никогда не изменял долгу и присяге. Так вы еще хотите встретиться с генералом Головиным?
— Конечно, — почти радостно ответил Коля. — Я обязан доложить ему о прибытии.
Рукомойников снова откинулся на стуле и снова стал рассматривать своего гостя, склонив голову набок.
— Знаете, Николай Федорович, — с печалью в голосе произнес он. — Штейн довольно подробно рассказывал о вас, начиная с тридцать девятого года, с Финской войны. Зная вас с его слов, я нисколько не беспокоился о том, что вы благополучно перейдете линию фронта. Но теперь я вижу, что Олег Николаевич сильно преувеличил ваши мыслительные способности. Извините меня, но вы — полный и безнадежный идиот!
