— Не нукайте, капитан, — одернул комиссар. — Мы не на ипподроме, а я не лошадь. Этот совет Штейна спас вам жизнь. Если бы я вовремя не подсуетился, то этот смершевец расстрелял бы вас, как бог свят.
— А что с ним?
— С кем? — не понял комиссар. — С Богом?
— Да нет, с майором. Вы его того?.. Прямо в тюрьме?
— Юноша, — вздохнул Рукомойников. — Штейн, конечно, говорил мне о вашем, так сказать, простодушии, но нельзя же быть до такой степени наивным! Вы забываете, что Москва на осадном положении. Комендантский час никто не отменял. Патрули стреляют без предупреждения. Утром найдут еще один труп, что из того? Их каждое утро находят. Никто даже и внимания не обратит. НКВД, то есть мы, станем устанавливать личность. Установим, какую следует. А майора Титора объявят дезертиром, и хрен, а не пенсию его семье, раз он такой дурак. И не жалейте вы его. Плюньте. Он вас расстрелять хотел, а вы… такой сердобольный.
— Да нет, товарищ комиссар, — стал оправдываться Коля. — Я ничего… Я так…
— Ну а раз «ничего», тогда продолжим. Вас зачем, собственно, в Стокгольм посылали, Николай Федорович?
— Я не буду отвечать на этот вопрос.
— Да и не отвечайте, — разрешил Рукомойников. — Как там, кстати, в Швеции, обстоят дела с горнорудной промышленностью? Вижу — смутились. Ну, не хотите, не отвечайте. Но хоть с судоходством-то у шведов все в порядке, а? Оп-па! Да что же вы так смутились-то, Николай Федорович? Дальше будем невинность разыгрывать или все-таки поговорим, как серьезные люди?
— Будем дальше разыгрывать, — стоял на своем Коля, хотя и понял, что попал не в тот вагон.
— Ага, — одобрил Рукомойников. — Вас бы в гестапо сдать, а не в НКВД. Пусть бы наши немецкие коллеги побились о вашу твердолобость. Ну а как поживает господин Валленштейн? Как здоровье фон Гетца? Или этих имен вы тоже не помните?
— Не помню, — сквозь зубы процедил Коля.
— Ну, прямо чистый большевик на допросе! — восхищенно всплеснул руками комиссар. — Хоть картину с него пиши маслом. А давайте-ка, батенька, вспомним прошлую весну. Чем вы год назад занимались? Что? Память отшибло? Я вам амнезию-то враз вылечу. Год назад вы с Валленштейном на пару ездили в Рейх освобождать евреев и освободили их. А с немецким подполковником фон Гетцем чаи в вашей мастерской в Стокгольме распивали. Вспомнили? Вижу, что вспомнили. А какие разговоры разговаривали, не помните? О чем толковали, хрустя сушками за чаем? Не о мире ли с Германией, а? Не о роспуске ли Коминтерна? То-то же, дорогой ты мой товарищ Неминен. Сидишь ты у меня тут в кабинете, в тишине, в покое. Я с тобой беседу веду доверительную, задушевную, а ты уже себе три расстрельных приговора выслужил. Если ты и дальше будешь из себя гимназистку разыгрывать, то я к тебе всякий интерес потеряю и отдам тебя военному трибуналу.
