— Ой, не убивайте, не убивайте… Не хочу, не хочу… Жить, жить, — забился в истерике.
Конвойные остановились, оторопев. Начали пинать старика ногами. Возле Спаи остался солдат, да и тот смотрел, как на земле бьется старикашка. Спаи ударил его в живот, Лели — другого, бросившегося на помощь своему однополчанину. Прыгнув в ущелье, Лели догонял Николая.
Первая пуля попала в председателя, вторая прожгла руку Николая Спаи, но они не останавливались, истекая кровью, бежали и добрались до горы Татар-Ялга, где стоял партизанский пост.
Македонский навстречу:
— Николай, Володя!
— Беда, командир… Сожгли нашу деревню, поубивали всех, кого поймали, убили нашего Григория Александровича.
— Нет, его увели, точнее, поволокли, — сквозь зубы сказал Лели, зажимая рану рукой.
— Выручать надо, Михаил Андреевич, — умолял Спаи.
— Дуся, перевяжи раны! — приказал Македонский.
Спаи неожиданно рванулся:
— Надо спасать Григория Александровича!
Македонский остановил его:
— Приказываю здесь я. Дуся, перевязывай. Суполкин, Бережной, держите Николку.
Партизанка Дуся — разведчица, медсестра, повариха, диверсантка. Неистовая, часто попадавшая в беду. После того как в лесу стало известно, что немцы уничтожили всю семью комиссара отряда Черного, она, что называется, стала срываться. Пошлют, бывало, на обыкновенную разведку, Дуся разведает, много увидит — глазастая. Но, возвращаясь в отряд, непременно подкараулит где-нибудь немца, швырнет в него гранату — и была такова. Переполох на весь край. Комиссар однажды простил ей, но когда она повторила то же самое, категорически приказал:
— На кухню, держать там, пока ума не наберется!
На кухне у Дуси не ладилось, то каша пригорит, то такую горечь на пищу напустит, что и на голодный желудок в горло ее не пропихнешь.
Больше всех ее жалел отрядный разведчик Иван Иванович Суполкин, друг по Бахчисараю. Обещал заступиться, пошел к комиссару:
— Боевая женка, ведь томится, Василий Ильич.
— Нет! — отмахнулся Черный.
Плакала Дуся, а потом перебила тарелки:
— Нехай, антихристы, лопают с общих котелков!
Дуся всю жизнь должна была кого-то жалеть. Жалела слабых, кому винтовка на марше казалась целой пушкой: «Давай маленько поднесу». Тащила сумку, автомат, пулеметные диски, кухонную посуду и не жаловалась.
Когда появился в отряде Григорий Александрович, Дусино сердце приголубило и его. На переходах через речки Дуся брала старика в охапку, переносила на другой берег, ругалась: «Таких людей губят, сволочи!» Кто был «сволочи» — понимай как хочешь.
