Переходя Старый Арбат, он едва не угодил под автомашину, и это нечаянное обстоятельство отвлекло его от приятных размышлений. Он стремительно перескочил с мостовой на тротуар, столкнулся с девушкой, та ошарашенно прянула от него, сочтя за пьяного, раздраженно зашипела гусыней, уставив почти в упор на Дудина пунцовое, в мелких нежных прыщиках лицо. Он виновато отстранился, бормоча извинения, нырнул в людской поток, остановился у театра Вахтангова, чтобы перевести дух, и неожиданно вспомнил, что у него сегодня на семь вечера назначено свидание с Люсей. «Экая досада, — подумал он и, глянув на часы, поискал взглядом ближайшую телефонную будку. — Угораздило же меня на сегодня назначить свидание. Она еще на работе, надо срочно позвонить, объяснить, извиниться, придумать что-нибудь в свое оправдание. Она должна понять, она человек чуткий, у нее добрая душа. Конечно же ни к чему объяснять ей все как есть. Неподвластный законам логики механизм женских чувств болезненно воспримет эту жертву. Что для них какие-то дела по сравнению со свиданием!.. Надо придумать что-нибудь убедительное. Например… Например, что после обеда на работу звонила мать, у нее сердечный приступ, приезжала „скорая“, надо срочно съездить к матери, это его сыновний долг. Да-да, тут уж Люся не сможет его упрекнуть, тут уж не до свиданий, такое уж дело, ради такого обстоятельства можно все извинить».
Он метнулся к будке автомата, отыскал в замусоленном блокноте номер ее служебного телефона, торопливо стал крутить диск. Трубку поднял мужчина, сухо ответил, что Люся Журавлева сегодня отпросилась и ушла с работы на час раньше.
«С чего бы это у нее возникла необходимость отпрашиваться и уходить на час раньше? — озлобленно думал Дудин. — Наверное, помчалась в парикмахерскую, придет на свидание с модной прической и будет торчать на углу, ждать, потом повернется и пойдет домой со слезами на глазах». Тот осадок огорчения, что останется в ней, уже не вытравить никакими завтрашними оправданиями, в душе ее произойдет необратимый процесс. Ну и ладно, и черт с ней, и пусть думает о нем что угодно, пусть принимает его таким, каков он есть. В конце концов у каждого могут быть непредвиденные обстоятельства.
Дудин редко проявлял симпатии, ухаживал и сходился с женщинами. При всей его общительности, имевшей, по сути, деловой характер, он был натурой скрытной, да и, кроме как о книгах, ни о чем ином говорить не умел. Не было в нем того вольготного празднословия, умения мимоходом отпустить какую-нибудь остроту, каламбур и развлечь чем-нибудь занятным. Не было жилки артистизма, позволявшей в обществе женщины чувствовать себя легко и свободно. Почти никогда не приводил он в свою однокомнатную кооперативную квартиру, забитую книгами от пола до потолка, гостей. Его дом был его крепостью; удивленные возгласы восхищения входившего в его квартиру человека словно чем-то задевали его и вызывали невольную тревогу. Когда любопытная гостья тянула руку к полке, чтобы потрогать, полистать какой-нибудь раритет, он с трудом сдерживал себя, чтобы не остановить ее; с щемящим чувством подавлял он недовольство и, прервав разговор, стоял с кислой миной на лице, ожидая, когда та удовлетворит праздное любопытство. «Да что смотреть, — говорил он и спешил отвлечь гостью каким-нибудь вопросом, — все это старье, специальная литература, досталась мне по наследству… Вот, говорят, в Абхазии одна женщина, Герой Труда, родила сразу четырех близнецов. Не правда ли, любопытный факт? Говорят, до совершеннолетия они будут на полном обеспечении государства. Везет же людям… Но я бы на месте ее мужа больше не разрешал ей рожать».
