Да, что и говорить, фантазия его была небогата. Кавалер он был незавидный, скучный, но и такие не валялись, как говорится, на улице, и такой мог кое для кого сойти на худой случай. Но видя, что намерения не простираются далее флирта, носившего отнюдь не романтический характер, девицы вскоре давали ему отставку. Он воспринимал это с философским спокойствием, находя утешение в книгах — его верных и неизменных подругах, с молчаливым терпением дожидавшихся, когда он соизволит коснуться их рукой.
Три года назад он чуть было не женился, был такой критический момент в его холостяцкой жизни, длительные колебания, мучительная борьба доводов «за» и «против». Девушка, с которой у него были самые тесные отношения более года и с которой связывала не только постель, забеременела, и, когда она сказала ему об этом, его слабохарактерная натура воспротивилась. Он почувствовал посягательство на свою свободу, а он не терпел никакого принуждения. И хотя она ничего не требовала от него, поведала ему о случившемся с какой-то грустной виноватостью в глазах, словно она в чем-то его подвела, он воспринял ее слова в смятенном смущении. Она стояла тогда перед ним и ждала: ведь все зависело от того, что решит Дудин. В тот вечер они долго бродили по улицам, старясь не говорить об этом. Он что-то рассказывал ей, а у самого давило в висках — что сказать ей? Терять ее навсегда он не хотел, а семейная жизнь пугала. Он не желал нарушать привычный, удобный уклад бытия и смотрел на нее так, словно она ждала от него какой-то жертвы. Через неделю он позвонил ей, сказал, что ребенок им сейчас ни к чему, может быть потом, попозже… Ведь им так хорошо было вдвоем. Она долго слушала, а затем бросила трубку. Больше они не виделись.
Люся была исключением в ряду его мимолетных подруг. Он знал ее уже три месяца, с ней ему было всегда легко и просто. И хотя она была не очень хороша собой, но обладала на редкость мягким характером, довольствовалась теми короткими встречами, что изредка выпадали у них, не требовала к себе чрезмерного внимания, не упрекала, в отличие от других, что он не водит ее в театры и прочие людные заведения, где, кажется, жизнь течет бойчее, где можно и себя показать, и посмотреть, как говорится, на других.
Когда он впервые решился привести ее к себе на квартиру, она уделила его книгам самое поверхностное внимание, робко присела на краешек дивана, так как больше присесть было некуда: в комнате был единственный, заваленный вещами стул, а для второго уже не хватало места из-за тесноты.
