Они шли против ветра, ей-то ничего, а ему — помеха, старческие глаза его заслезились, он должен был утирать щеки, да так, чтобы она не заметила. Но черт побери, он все еще Август, у которого в вырезе жилета полыхает красная клетчатая рубаха и который способен взять и подарить лошадь.
В сарае пусто и голо, ни соломинки, не на что и сесть, тогда они устроились на каменном порожке, бок о бок. Отсюда им было видно и лошадь, и дом, внизу, по дороге, ведущей от соседней усадьбы, брел вразвалку какой-то парень.
— О чем ты хотела поговорить со мной? — спросил Август.
— Да ни о чем таком, — отвечала она. — Вы уж не обессудьте!
Он решил дать ей время и принялся ковырять тростью землю, она же глядела на шедшего по дороге молодого парня и молчала. Нет, Корнелия явно передумала и не хотела с ним разговаривать.
— Откуда же этот самый проповедник явился? — спросил Август.
— Проповедник? Не знаю.
— Но откуда-то он да появился.
— Наверное.
— Ха-ха-ха! Меня прямо смех разбирает, как подумаю, что он крестил народ. Ведь крестил?
— Да. Только у нас в семье никто не крестился.
— Но он небось предлагал?
— Он об этом заговаривал. Но решил подождать до следующего раза, когда вернется.
— Значит, он собирается сюда вернуться? Только не знаю, как посмотрит на это консул, если я обо всем ему расскажу. — Август кивнул и поджал рот.
Молодой парень вразвалку проходит мимо, лицо у него бледное, возбужденное. Поравнявшись с ними, он бросает:
— Веселишься, как я погляжу!
Корнелия и сама побледнела как полотно, но Август ничего не заметил, он все о своем:
— А борода у него есть?
— У кого? — спрашивает она растерянно. — У этого парня?
— Да я о проповеднике. Носит этот бродяга бороду?
— Мм… да, длинную.
— Само собой. Он из тех, кому лень бриться, вот они и ходят в скотском обличье. По мне, так пускай.
Корнелия поддакивает и смеется.
— А борода-то наверняка окладистая? — спрашивает не без иронии Август.
Корнелия снова смеется:
— Да нет, самая обыкновенная.
— Он молодой?
— Молодой? Нет.
Август чуть ли не приниженно на нее смотрит и говорит:
— Но уж помоложе меня?
— Не знаю. А сколько вам лет?
— О, я уже очень стар, — уклончиво произносит Август. — Старое корыто.
— Это вы на себя наговариваете! — мягко возражает она.
— Нет, просто называю вещи своими именами. Старое корыто! — Но презрение к бродячему проповеднику переливается через край, и он насмешливо спрашивает: — Выходит, он до меня даже и не дорос? Тогда мне охота знать, чего это и к кому это он тут подъезжал и подлещивался? Можешь передать ему, что он интересует меня не больше, чем вот эта самая трость. Ну и тип, да еще бороду отпустил! Шут гороховый, вот он кто, сопляк, петух распушенный…
