— Вы думаете — Бонсек об этом помнит? — улыбнулся Юсэк. — Мне однажды отец тоже заехал в ухо. Я хранил обиду, пока звенело в голове. А потом прошло.
Гости засмеялись, а Синай сказала не без гордости:
— Это ты такой отходчивый. А мой сын весь в меня. Я до сих пор ощущаю ладонь моей омони. Тяжелая у нее была рука.
— Но вы об этом говорите сейчас без обиды! — заметил Юсэк.
— Сейчас, конечно, смешно. А тогда хотела сбежать из дому. Однажды ушла.
— И далеко?
— Далеко-недалеко, а сбежала, — проворчала Синай. — Зимой это было. Под сеном у соседей весь день пролежала. Так бы и околела, кабы собака меня не потянула за ногу.
Гости опять засмеялись. А отец Юсэка осуждающе покосился на сына:
— Гостей разговорами не кормят. Сбегай-ка лучше в лавку.
— Нет, нет, — сказал Ир. — Нам уже пора идти. Еще много дел осталось. Кстати, мы уходим сегодня.
Отец Юсэка растерянно поглядел на Ира:
— Сегодня?
— Да. Дорога каждая минута.
— Один день ничего не решает, — сказала Синай. — Завтра обед соберем. Провожаем в такой путь не часто.
Гости были непреклонны. Они дружно поднялись, спустились с ондоля.
— Сами слышали от Юсэка, как жандармы растопырили ноздри, — сказал Ир, обуваясь. — Стало быть, оставаться в городе опасно.
— Постойте, — поднялась Синай. — Вам-то чего опасаться? Вам плевать на них. — И вдруг, осененная какой-то мыслью, она осеклась и уже другими глазами поглядела на Ира и старика Хона. — Может, это вы?.. Вы помогли моему сыну?! Вы знали моего Бонсека?
Ир спокойно ответил:
— Чтобы спасти человека от гибели — не обязательно знать его. Не так ли, адимай?[34] Очень хорошо сказал отец Юсэка, что вся Корея крепость, где в заточении гибнут ее дети. И ваш сын будет ломать стены этой крепости, чтобы и другие узники оказались на воле. Удивляться вам придется еще многому, и не раз, — такое настало время.
Синай только вздохнула: приятно, что говорят о сыне как о богатыре из древней легенды.
«Неужели этот небольшой мужчина — один из тех смельчаков, кого разыскивают жандармы?» — подумал Юсэк, не спуская глаз с Ира. Он знает о России и про революцию тоже. Но разве такой скрутит жандармов? Перебьет охрану крепости? Руки его слабее, чем у него, Юсэка, к тому же эти очки… Но ведь над Хоном он тоже когда-то смеялся. А каким сильным оказался этот старик!
— Провожать нас не нужно, — сказал Ир, пожимая руку Енсу. — Сейчас люди стали слишком любопытными.
— Хорошо, мы останемся, — согласился старик, подходя к сыну.
Все последние дни отец Юсэка готовил себя к разлуке, но не думал, что мальчик уйдет так скоро. Ему очень хотелось услышать от сына на прощанье что-го важное, значительное, что согревало бы его долгие годы.
