– Что-то у них там пошло не так.
Она задумалась, а потом спросила, снова с таким откровенным любопытством, что я понял, что мне придется отвечать по всей форме – она не оставит меня, пока не выяснит чего-то, что ее заинтересовало.
– А сколько ей было, когда вы развелись?
– Сорок.
– Сорок?!
Не знаю, почему это так ее удивило.
– Такой возраст… сложный, – объяснила она. – Когда мне исполнилось сорок, это было два года назад, я почувствовала, что жизнь закончилась. Мне стало так… даже не знаю, как сказать… тоскливо, что ли. Одиноко… Как будто передо мной черная стена встала, и впереди больше ничего не было.
Я кивнул:
– Моя жена неделю ходила в черном.
– Серьезно? – глаза ее распахнулись и заблестели радостной улыбкой.
– Да. Сказала, что у нее траур.
– И не стала отмечать?
– Нет, конечно.
Она засмеялась.
– Вы не поверите, со мной было то же самое! При этом я готовилась к своему сорокалетию, понимала, что это какой-то переломный момент, кризис. Мне казалось, все было нормально. Я не чувствовала ничего особенного. День рождения как день рождения. Тридцать девять, сорок, сорок один – какая разница? Но когда наступил сам день рождения, я проснулась утром и прямо почувствовала – все, это конец. Впереди у меня ничего нет, и ждать от жизни больше нечего.
– Жизнь не удалась, я не достигла того, о чем мечтала, и все в таком роде.
– Да! Точно! Именно так! Вы это уже слышали, да?
Я улыбнулся. Она коснулась пальцами губ и снова рассмеялась.
– В то утро я обзвонила всех и отменила праздник. И целую неделю просидела дома. Смотрела старые фильмы, плакала и собиралась умирать…
Глаза ее теперь смотрели на меня еще теплее, совсем уже по-свойски. Ей как будто хотелось, чтобы мы побыстрее стали друзьями, и она показывала мне, что сама уже считает меня своим другом.
– И после сорокалетия вашей жены вы развелись?
– Все как-то совпало, – ответил я. – Сначала ее сорокалетие, которое она не стала отмечать. Потом годовщина нашей свадьбы, которую она вдруг захотела отпраздновать большой компанией, с родственниками, друзьями. Они-то решили, что у нас второй медовый месяц наступил. А мы сразу после этого разводиться пошли.
Она понимающе кивнула.
– Почему же она все-таки не вышла за того, другого?
Меня начинала раздражать ее настойчивость. Неужели она не видит, что я не хочу об этом говорить?
– Что у них произошло? Вам хоть что-то об этом известно?
– Вас это так интересует? – огрызнулся я, теряя терпение.
– Очень, – призналась она, посмотрев на меня проникновенным, чуть виноватым улыбчивым взглядом, перед которым невозможно было устоять. Я тут же пожалел, что был резок.
