— Ну, хорошо, — небрежно обронила Елена Петровна, — давайте довольствоваться настоящим. Князь, насколько я знаю, высоко ценит ваши старания, он не раз отзывался о вас с похвалой.
— Их сиятельство так добры…
— Скажите, мисс Джонсон, во время ваших прогулок дети не забывают кланяться знакомым, которых вы встречаете?
— Алексис Карлович отдает честь всем встречным, — улыбнулась Софи. — Особенно если у них превосходные лошади.
— Дети всегда должны помнить правила этикета, особенно по отношению к графине Ланской, которая очень стара и почти слепа и выказывает им так много доброты.
— Их манеры, надеюсь, вряд ли оставляют желать лучшего.
— Особенно в отношении лошадей, — улыбнулась Елена Петровна. — Насколько мне известно, у Анны Егоровны замечательные лошади.
— Вы правы. Но в последнее время мы ее не встречали.
— К разочарованию Алексиса, несомненно. А теперь мне пора. Думаю, князь ждет меня.
Софи увидела князя. Он спускался по лестнице, одетый в военную форму. Ордена на его груди сверкнули бриллиантовым блеском, когда он прошел под канделябром. Задержавшись у подножия лестницы, он кивнул издали, и направился в покои Елены Петровны.
И снова Софи, следуя по коридорам и галереям к своей комнате, чувствовала присутствие князя. Словно их связывала тонкая, невидимая нить, которая не оборвалась, даже когда девушка закрыла дверь своей комнаты. «На меня действует его величественный вид и властность, — подумала она. — Человек, владеющий пятьюдесятью тысячами душ, не может не производить впечатления».
— Он властен над жизнями крепостных, — сказал однажды мистер Хенвелл.
— Но он хочет дать им волю, — возразила тогда Софи.
— Это правда. Но в такой стране, как Россия, подобное намерение опасно. Против него могут выступить грозные силы.
«Не этого ли я страшусь? — спрашивала себя Софи. — Не того ли, что живу в стране, где один человек может владеть тысячами других?» Но уравновешенная натура девушки защищала ее от подобных мыслей и переживаний. Кроме того, ей хватало забот с княжнами.
«Князь очень красив, — дразнила она в письме Аделаиду. — Боюсь, бедный Эдмунд остался бы незамеченным, встреть ты князя».
Глаза затуманились, когда Софи представила себе сестру, возмущенно трясущую кудряшками. «Я не променяла бы Эдмунда на всех князей на свете!» — воскликнула бы она. Как далек безмятежный, покойный мир ее родного дома! Но девушка не тосковала о нем сейчас. Несмотря на свой ответ Елене Петровне, Софи постепенно, незаметно для себя, начинала любить чужую страну, в которой оказалась по воле случая.
