Из-за Нади, которую он полюбил за одну секунду и навсегда, ему стало труднее различать невидимое присутствие. В голове постоянно звучал ее голос, и иногда он опасался ненароком нарушить договор, правил которого, в сущности, не знал. Меньше всего он понимал, как ему быть с мыслями о Надином Борисе, которые, как он интуитивно чувствовал, противоречили существу его неосязаемого защитника.
В день премьеры, сияя глазами и розовым, только что отмытым лицом, Надя, потупившись, заметила, что в гримерной аж душно от цветов, и тогда Мирон достал из футляра еще одну розовую розу. И только ее она и унесла с собой. Крепкий стебель, увенчанный бесконечностью. Когда Надя приняла цветок, у Мирона снова екнуло в животе. И конечно, не потому, что ради этой розы ему пришлось почти ничего не есть два дня.
Вечером у рабочего выхода Боря-Макс уже поджидал свою Надю, но она почему-то оглянулась. От слишком резкого движения из ее забранных волос выпала шпилька. Мирон бросился было за ней, но Боря, конечно, успел первым. И когда оба мужчины подняли головы, Надя стояла с распущенными и вовсе не благодаря модному перманенту мелко вьющимися, доходившими до поясницы волосами, держа в одной руке несколько шпилек, розу – в другой. Ее услужливо забрал у Нади Борис, и внутри Мирона заныла пустота, как если бы он не ел три, а не два дня. Именно в этот момент, когда она подняла руки к затылку грациозней и соблазнительней, чем это получалось у бесконечного множества женщин до нее, они снова пересеклись взглядами, а для Мирона – всем существом. Это его существо, трепетное, но упрямое, перевязанное изо всех магических сил жгутами дисциплины, на самом деле злобно бунтовало против того, что их единение нельзя прожить в реальности, причем немедленно. Несмотря на помощника или, наоборот, благодаря ему, он был уверен, что Надя, в это мгновение застрявшая взглядом на его утончившихся в напряжении губах, принадлежит ему и что знают об этом они оба.
Сегодня, не найдя среди зрителей Бориса, без помех погружаясь в ее голос, растворяясь в детской открытости ее естества, Мирон уже предвкушал перерыв, но как только Надя вышла за кулисы, а он, конечно, успел подскочить, какая-то молодая девушка с очень красивым, но искривленным тяжелой гримасой лицом схватила Надю за руку и буквально уволокла в гримерную. Оттуда невероятно быстро она вывела ее, шатающуюся, успевшую лишь переодеться, но не смывшую грима, и вдвоем, приобнявшись и как бы облокачиваясь друг на друга, они выбежали на улицу.
