Онемевшая Виринея неотрывно смотрела в лицо Тишки. И туманен и далек был взор вдовы. Сохло во рту. Гулко стучало сердце. Томительная дрожь подступала к ногам.
— Соловушка… Соловушка ты мой… — шептала она спекшимися толстыми губами.
Такое безоблачное счастье Тишки и Виринеи обычно длилось недолго, пока Курносенок был в деревне и покуда у него были деньги.
Стоило Тишке уйти на промысел, как отчаянная Виринея начинала гульбу, и тогда за стакан медовухи готова была «хоть к быку на рога».
— Много добра в Вирёшке, — смеялись краснолицые сластолюбцы-толстяки — близнецы Свищевы, Елизарий и Ериферий.
— Ежели содой разбавить да на мыло переварить — всей деревней не измылить, — начинал Ериферий.
И тотчас же Елизарий подхватывал:
— Опаристая, о восьми пуд, бабочка. Что нога под ней, что корпус — тунба! А соку — пальцем ткни в щеку — брызнет! Не женщина — морковка! На зубы бы ее и хруп-хруп… — Елизарий даже глаза закрывал — так сладка Виринея.
На этот раз счастье Тишки и Виринеи, казалось, будет бесконечным. В первый же день выхода из тайги Тихон объявил матери свое твердое решение жениться на Виринее.
— Свадьбу сыграем в новой избе, — говорил он.
С новой избой и у Курносенка, и у Виринеи, и у матери Тишки, подслеповатой Даниловны, были связаны заманчивые мечты о счастливой жизни.
Говорить о новой избе, о посрамлении многочисленных врагов для Виринеи и Тишки стало потребностью.
— Поговорю — и ровно бы меду напьюсь, — признавалась Виринея своему дружку.
И тот и другой знали, что мечта их была близка к осуществлению: отложенные на избу деньги лежали на самом дне сундука вдовы…
Мысли путались, притуплялась режущая боль в сердце… Перед светом Селифон сидя заснул.
Утром к амбару подвели лошадей. Тотчас же стал собираться народ. Караульные цыкали на любопытных, заглядывавших в щели амбарной двери.
— Дай дорогу! — крикнул милиционер.
Тишка торопливо вскочил. В щели били розовые полоски света. В замке повернули ключ.
— Выходи!
Селифон шагнул через порог амбара, беспокойно всматриваясь в толпу.
Яркое солнце ударило в лицо. Тишка стал протирать заспанные глаза.
— Смотри, смотри, глаза трет Курносенок-то! — крикнули в толпе.
— Пустите!
Селифон вздрогнул. Расталкивая людей, бежала Марина. Она была без платка, в незастегнутой шубейке, с узлом и туго набитой холщовой сумкой.
— Гражданочка, не разрешается свидание с подследственным! — отстраняя Марину, крикнул милиционер, которого Селифон вчера вытащил из воды.
